Как русские бояре призвали на царство польского королевича

В конце Смутного времени Россия оказалась в ситуации не только социально-экономического, но и династического кризиса. Боярская верхушка стояла перед выбором: или быть завоеванными, или пригласить на русский престол править иноземца.

Смутные времена

К началу 1610 года Россия стояла на самом краю пропасти. В высших кругах были озабочены не только вопросом преодоления глубочайшего социально-экономического и политического коллапса, но и проблемой сохранения целостности государства. Обстоятельства были таковы, что Россия кроме войны с Речью Посполитой была охвачена восстаниями Лжедмитрия II и Ивана Болотникова, а также постоянно подвергалась опасности нападения ногайцев и крымчаков.

В этих условиях Василий Шуйский стремительно терял не только бразды правления страной, но и свой авторитет. Историк Василий Ключевский писал: «Царём Василием мало кто был доволен. Главными причинами недовольства были некорректный путь В. Шуйского к престолу и его зависимость от кружка бояр, его избравших и игравших им как ребёнком, по выражению современника».

Враждебный настрой усилился после смерти талантливого полководца Михаила Скопина-Шуйского. В народе твердили, что храбрый Скопин, спасший Россию, получил от Василия Шуйского в награду — яд. Болезненное поражение войск Дмитрия Шуйского (брата царя) от гетмана Жолкевского под Клушином ещё более приблизило конец царствования Василия.

Власть семи

После низложения Василия Шуйского 17 июля 1610 года власть перешла в руки боярской верхушки и фактически находилась в ее руках три года – вплоть до воцарения династии Романовых. Это явление вошло в историю под названием Семибоярщины. Традиционно на Руси при отсутствии царя для управления страной формировалась боярская группа, как правило, из семи человек. В публицистическом произведении того времени «Иное сказание» сообщалось, что после свержения Шуйского «прияша власть государства Руского седмь Московских Бояринов».

«Семерке» предстояло вынести непростое решение – выбрать нового правителя. Патриарх Гермоген советовал остановиться на кандидатурах Василия Голицына и Михаила Романова – сына митрополита Филарета. Предложение Патриарха Семибоярщиной было отвергнуто: оба вышеназванных лица входили в боярскую верхушку, что могло вызвать разного рода кривотолки. Нужен был независимый кандидат.

Пока Семибоярщина спорила, воевода Дмитрий Трубецкой вёл агитационную работу в интересах Лжедмитрия II. Самозванец пользовался в народе популярностью, в нем была заинтересована и часть московской элиты. Боярская верхушка, опасаясь новых смут и раздоров, допустить к власти «тушинского вора» никак не могла.

В итоге решили прислушаться к мнению возглавлявшего Боярскую думу князя Мстиславского, который предложил избрать на московский престол 15-летнего королевича Владислава, сына польского короля из шведской династии Ваза Сигизмунда III.

Российский историк-славист Борис Флоря соглашательское поведение членов Боярской думы объясняет оторванностью их от связей на местах. В условиях начавшейся гражданской войны правящая элита оказалась неспособной серьезно влиять на внутриполитические процессы, ослабевшая центральная власть была не в состоянии сохранить прерогативы знати, пишет историк. Только поддержка нового монарха должна была вернуть московской элите ее традиционное положение в обществе.

Несостоявшийся царь

Патриарх Гермоген дал свое согласие на кандидатуру Владислава при условии, что королевич примет православие. А вот смириться с решением о вводе польских войск в Москву он не мог. Тем не менее бояре вопреки воле патриарха и подавляющей части населения открыли ворота перед войском гетмана Станислава Жолкевского, мотивируя этот шаг желанием защитить столицу от армии Лжедмитрия.

21 сентября 1610 года поляки вошли в Москву, после чего город погрузился в хаос. Всюду хозяйничали оставленные без присмотра польские солдаты, к которым присоединилась местная чернь. Грабежи, насилие и убийства стали в те дни обыденным явлением.

Тем временем под Смоленск была отправлена делегация во главе с Патриархом Филаретом и князем Голицыным, чтобы обговорить условия воцарения Владислава. Переговоры затянулись. К русскому посольству проявили явное неуважение: их поселили в палатках, поставленных прямо на болоте, и держали впроголодь.

Как отмечали летописцы, многие члены посольства проявили малодушие, пали на колени и целовали крест самому Сигизмунду. Филарет и Голицын стояли на своем: на престол Владислав сядет только после перехода в православие. Польская же сторона пыталась добиться признания права на московскую корону для самого Сигизмунда, разумеется, без отказа от католичества.

Соглашение с Польшей, инициированное Боярской думы, поддержали многие московские чины, а также власти некоторых регионов, так как по его условиям предусматривалось не только принятие Владиславом православия, но и вывод польско-литовских войск с русских земель при сохранении суверенитета и территориальной целостности.

Нужно сказать, что польские правящие круги по-разному видели перспективу взаимоотношений с Русским царством: от династического союза с образованием унии (Жолкевский) до низведения Руси на уровень испанских колоний в Вест-Индии (Сигизмунд).

Несмотря на то что переговорщики так и не пришли к консенсусу, в Москве ждали прибытия Владислава на коронацию. В Польше специально для Владислава ювелиры уже изготовили корону, украшенную 255 драгоценными камнями. Однако Сигизмунд все ещё думал, как должен поступить его сын. Просидев несколько месяцев в Смоленске, они в итоге вернулись в Варшаву. Оттуда Владислав от имени московского царя щедро раздавал русские земли своим приближенным, хотя фактически Россией не правил. Вплоть до начала 1613 года власть в Русском царстве практически принадлежала Семибоярщине. В 1618 году королевич всё-таки подошел к Москве, но не как правитель, а как завоеватель, однако был отброшен ополченцами далеко от столицы. Формально Владислав сохранил титул царя до 1634 года, он даже надевал на торжественных приемах «московскую корону».

Взгляд историков

В отечественной историографии Семибоярщина не получила положительных оценок: они колебались в диапазоне от сдержанно-нейтральных до полностью негативных. Так, русский историк и геральдист Александр Барсуков писал, что «кратковременное боярское правление отличалось преимущественно спорами и пререканиями, беспрестанно прерывавшими заседания Думы».

Член-корреспондент Петербургской академии наук Сергей Платонов рассматривал Семибоярщину как своеобразный компромисс «между двумя слоями старого боярства» — между олигархическим кругом княжат времени Шуйских (Голицыны, Воротынский) и сторонниками Романовых. По его мнению, ни те, ни другие «не сумели или не смогли удержаться на вершине московского порядка и попали в позорную зависимость от польских людей и московских мятежников».

Советскую историческую науку Семибоярщина мало привлекала. Большинство специалистов, обращавшихся к этой теме, ограничивались беглыми и однотипными характеристиками. В частности, историки отмечали, что обе фракции боярской верхушки оставались на позициях своего «узкородового интереса».

Историк Борис Флоря в работе «Польско-литовская интервенция в России и русское общество», разбирая ситуацию с выбором нового царя, говорит, что сам Сигизмунд оказался заложником интересов шляхты, для которой важно было в первую очередь вернуть пограничные Смоленские и Северские земли, а не возвести на московский трон польского королевича.

Кандидат исторических наук Виталий Ананьев не видит в Семибоярщине уникального для русской истории явления, указывая на то, что ее деятельность «укладывается в русло предшествующей традиции». И добавляет, что впервые о намерении избрать на русский престол польского королевича Владислава правительство Шуйского объявило ещё в 1606 году. Ананьев также делает акцент на разности целей, которые преследовали стороны, обсуждавшие соглашение 1610 года: русское посольство предлагало полякам лишь военный союз, в то время как для Речи Посполитой избрание Владислава на московский трон означало династическую унию, категорически неприемлемую для Русского государства.

Читайте наши статьи на Дзен