В каждой русской избе за печкой находился бабий угол – особое место, в которое мужчинам вход был строго-настрого заказан. Но почему мужчины старались и к печке подходить как можно реже? Попробуем разобраться.
Зазорное занятие
Издавна на Руси существовало четкое разделение. Была работа мужская, а была – женская. Например, женщины никогда не садились столярничать, а мужчины не занимались приготовлением пищи. Готовка в печи, в том числе и выпечка хлеба, всегда лежали на женских плечах. Тот же небезызвестный «Домострой» учил просеивать муку, ставить опару, месить тесто и готовить различные кушанья в печи не мужчин, а исключительно женщин.
Мужчинам заниматься подобным делом было зазорно и неправильно. Лишь в обрядовых целях они могли подойти к печи, чтобы имитировать готовку. Один из таких исключительных случаев приводится в статье «Роль русской печи в жизни восточных славян». Ее авторы вспоминают о свадебном обряде «каравайнике», когда здоровый, молодой и холостой мужчина всего лишь ставил в печь свадебный хлеб. Этот ритуал гарантировал молодым плодовитость и здоровое потомство.
Полюса двоеверия
В образе жизни и мышлении восточных славян двоеверие играет и сегодня важную роль. Например, мы зачастую празднуем и христианскую Пасху, и не отказываемся от гуляний и поедания блинов на языческую Масленицу. Четко наблюдается двоеверие и в планировке русской избы. В ней существует красный угол. Он является самым почетным местом в доме и предназначается для размещения главных членов семьи – мужчин. Поэтому красный угол нередко называют «передним», «большим», «старшим». Именно в «красивом» углу размещались православные иконы, поэтому его еще называли «святым» или «божьим». Красному мужскому угу противопоставляется бабий кут – женское языческое царство.
Печь же проводила четкую границу между двумя углами – мужским и женским. И одновременно – между двумя мирами, православным и языческим. При этом сама печь оставалась принадлежностью языческого мировосприятия. В народном сознании на антитезе двух углов выстраивались оппозиции – святой-порочный, светлый-темный, чистый-грязный. Поэтому мужчины, желающие остаться «чистыми», старались к печи не приближаться, ведь на нее уже распространялась языческая «нечистота» бабьего царства.
Пристанище нечисти
Не слишком охотно мужчины подходили к печи еще и потому, что она символизировала «мостик» между миром живых и мертвых, а также являлась пристанищем всякой нечисти. Неслучайно, через печную трубу вылетала ведьма (заметьте, женщина) и душа покойника, в дом через трубу мог проникнуть черт или болезнь. В трубу направляли просьбы к нечистой силе, когда просили ее покинуть дом. Нередко прямо в печи жила Домовиха или Печая – языческий дух, ревностно охранявший границы женского мира и сурово наказывающий мужчин-нарушителей.
Две роженицы-кормилицы
Печь и женщина были неразрывно связаны, а в русском фольклоре и в ритуальной практике зачастую сливались в единое целое. Достаточно вспомнить ритуал «выпекания» младенца, когда слабого новорожденного для спасения от смерти клали в печь, или сказку про Бабу-Ягу, которая любила сажать пришлых гостей в печь. В статье «Внутренняя форма номинаций домовых женского пола в русских народных говорах» Н. Ивашинина приводит еще один аргумент в пользу отождествления печи и женщины. В некоторых областях детали печки назывались также как части женского тела и одежды. Так, в Рязанской области «грудкой» называли печь для отопления помещения, а в Карелии – лежанку около печи. Таким образом, функции кормления у печи и женщины отождествлялись.
Женщина рожала в бабьем углу, а печь использовалась для всевозможных обрядов над роженицами и новорожденными. Одновременно выпечка хлеба в печи отражала важный жизненный цикл – зачатие и рождение. Подобно женщине, печь неустанно «рожала» хлеб, а чтобы не навредить печи-роженице на нее во время приготовления хлеба запрещалось садиться. Как во время родов жены присутствие мужчины было нежелательным, так запрещалось ему и подходить к печи, в которой выпекали хлеб.
