Как бы учили русскую историю в школах, если бы Ломоносов прожил дольше

Конец 18 века – время становления русской национальной историографии. От выбора её направления зависела её дальнейшая судьба. Два главных вектора её развития обозначились в происходившей тогда дискуссии Михаила Ломоносова сначала с Герхардом Миллером, а потом с Августом Шлёцером.

В начале 19 века Николай Карамзин, писавший официальную «Историю государства Российского» по заказу царя Александра I, выбрал за основу норманнскую теорию происхождения Руси, развитую Шлёцером. Во многом это объяснялось тем, что Ломоносов умер в самом начале своей разработки русских древностей и не успел сделать многого.

Борьба Ломоносова за национальное освещение русской истории

В 1749 году Ломоносов резко раскритиковал доклад академика Миллера «О происхождении народа и имени российского» и добился его запрещения. По мнению Ломоносова, Миллер умышленно принизил достоинство русских. Его доклад, утверждал русский академик, не может побудить россиян к изучению собственной истории. Вслед за этим Ломоносов принялся за разработку собственного исследования по начальной русской истории.

«Ломоносов приступил к обработке русской истории, – писал Василий Ключевский, – с тенденцией, подсказанной ему патриотическим настроением елизаветинского общества. Он хотел восполнить пробел русской истории, он хотел сделаться русским Ливием, который “открыл бы миру древность и славу русского народа”».

Судьбы русского народа, как считал Ломоносов, слабо известны не из-за его внутренних свойств, а вследствие случайного обстоятельства. До сих пор не находилось талантливого историка, который смог бы раскрыть миру великие свершения русских в стародавние времена. Ломоносов попытался стать таким историком.

Ломоносов совершенно не знал о тех исторических разысканиях, которые ранее, в 1-й половине 18 века, предпринял Василий Татищев (1686-1750). Первые издания «Истории российской» Татищева вышли только спустя три года после смерти Ломоносова (причём издателем, по иронии судьбы, стал Миллер). Тем любопытнее, что оба историка пришли в ряде случаев к сходным выводам.

Работа над незнакомым материалом давалась Ломоносову с трудом. При жизни он успел издать только «Краткий российский летописец», содержавший перечисление имён и дел известных государей и не включавший никаких исследовательских размышлений. Только в 1763 году он закончил 1-й том своей «Древней российской истории», а напечатан был этот том уже после смерти русского академика, в 1766 году. Есть сведения, что Ломоносов написал черновые рукописи ещё двух томов, но что с ними стало – неведомо.

Царица Елизавета Петровна, благоволившая Ломоносову, умерла в 1761 году. После полугодового царствования поклонника Пруссии, Петра III, на престол в результате переворота взошла его жена Екатерина, но возврата к национальной политике дочери Петра Великого не произошло. Екатерина снова покровительствовала Миллеру и его протеже, молодому Шлёцеру. Последний собирался издать «Корнеслов», в котором выводил фантастические этимологии многих русских слов (например, боярина от барана, а князя от немецкого Knecht).

Ломоносов выступил с резкой критикой рукописи Шлёцера. Против глупостей своего протеже ополчился даже Миллер. Оба академика, бывшие раньше врагами, вместе подали Екатерине II рапорты о том, что Шлёцеру нельзя позволить выехать из России с его бумагами, так как их публикацией за границей он сможет нанести России большой ущерб. В ответ Шлёцер сам подал рапорт императрице, в котором просил оставить его в России с условием разработки труда по русской истории, на что Екатерина дала милостивое согласие.

Через год умер Ломоносов. Ещё через два года Шлёцер, нарушив контракт и не выполнив обязательств перед русским правительством, навсегда уехал из России. Впоследствии он опубликовал в Германии несколько источников по русской истории, а в 1800-1809 гг. выпустил пятитомное исследование по русским летописям. Умело изобразив своих предшественников в русской историографии, включая Миллера, как полных невежд, Шлёцер дал педантичное обоснование норманнской теории происхождения Руси. Концепция Шлёцера была некритически воспринята Карамзиным и с его руки как придворного историографа надолго стала официальной версией ранней русской истории.

Место славян и Руси в истории древнего мира

Ломоносов умер рано, в 53 года. Судьба прервала его борьбу за патриотическое освещение начальной истории России. Вероятно, что в ином случае концепция Ломоносова стала бы руководящей для курсов по истории в учебных заведениях Российской империи.

Ломоносов считал славян тождественными великим народам древности, скифам и сарматам. Теория сарматского происхождения славян зародилась в 16 столетии в Польше. Её разделял Татищев, а из современников Ломоносова – такой авторитетный английский историк конца 18 века как Эдуард Гиббон.

Славяне – потомки троянцев, рассеявшихся по земле после падения своего великого города, считал Ломоносов. Например, часть славян переселилась по морю на север Италии, откуда впоследствии эта область назвалась Венето, так как славян античные авторы упоминают под именем венетов. В 19 веке с этой гипотезой пересеклась другая, развивавшая идею тождества древних этрусков со славянами и русскими.

В I веке нашей эры территорию, населяемую славянами, посетил с апостольской миссией Андрей Первозванный и впервые крестил славян. Это предание Ломоносов считал историческим фактом, не подлежащим сомнению. Имя народа и страны Руси впервые встречается у роксолан (россо-алан) и аорсов.

Славяне воевали с Римской империей. В «Повести временных лет» говорится, как на славян, живших по Дунаю, напали волохи. Поскольку влохами/влахами в наше время называют итальянцев поляки и чехи, Ломоносов считал, что летописные волохи это римляне.

Варяги во главе с Рюриком, призванные на Русь, были балтийскими славянами. Если бы княжить на Русь были призваны скандинавы, то в скандинавских сагах, где уделено немало внимания Руси, упоминалось бы и о таком важном событии. Но такого упоминания нет, подчёркивал Ломоносов. В скандинавских языках есть заимствования из славянских языков, связанные с городским образом жизни и торговлей («горд», «торг»), следовательно, это скандинавы заимствовали у славян цивилизацию и государственность, а вовсе не принесли её им.

Таким образом, историческая концепция Ломоносова находила славянам и Руси достойное место среди известных народов древности и подчёркивала самостоятельное, а не «импортированное», происхождение древнерусской государственности.

Весьма возможно, что если бы взгляд Ломоносова на начальную русскую историю был воспринят правящими кругами Российской империи конца 18 – начала 19 вв., то поколения русских образованных людей воспитывались бы в сознании своего равенства с Европой, а не приниженности и ущербности по сравнению с ней. И в совсем ином настроении Российская империя встретила бы грозное 20 столетие.

Читайте наши статьи на Дзен