Просто, мудро жить

Нувориш или добрый хозяин, финансовая пирамида или кредитование производства, сверхприбыль или меценатство? Можно противопоставлять так хоть тысячу слов, брать одно из русской традиции предпринимательства и одно из современной экономической модели. Представления о хозяйственной святости и хозяйственном грехе у нас утрачены, а ведь это не пустые слова, а то, что предохраняет экономику разных масштабов – от семейной до мировой — от краха.

Софийность хозяйства

Если кто не знает, что в наше время объяснимо, София – это, грубо, но близко — присутствие Бога на Земле в мудрости людей. Русские православные философы много работали над осознанием софийности и довольно полно его отрефлексировали. Так вот, по мнению Сергия Булгакова, хозяйство, экономическая деятельность по сути своей являются софийными, то есть, если хотите, богоугодными явлениями в мире людей после грехопадения.

Сергий Булгаков: «Мир как София, отпавший в состояние неистинности и потому смертности, должен снова приходить в разум Истины, и способом этого приведения является труд, или хозяйство. Если самость в человеке может быть исторгаема и побеждаема лишь трудом его над самим собой или религиозным подвигом, то самость, в природе побеждается трудом хозяйственным, в историческом процессе. Поэтому окончательная цель хозяйства — за пределами его, оно есть только путь мира к Софии осуществленной, переход от неистинного состояния мира к истинному, трудовое восстановление мира».

Но при этом хозяйство — это то, в чем проявляется свобода воли и творчество, поэтому оно может как приблизиться к истине, так и отдалится в самые чертовы дали, поэтому этическое и даже эсхатологическое понимание хозяйства необычайно важно в истории. Понимание хозяйства как явления духовной жизни открывает нам, по мнению Булгакова, глаза на психологию хозяйственных эпох и значение смены хозяйственных мировозрений. Если опять упростить, то такой взгляд дает ответ на вопрос почему идеалом и самоцелью было меценатство и созидание, а стала финансовая пирамида.

Святость и грех в экономике

У нас часто цитируют Марину Цветаеву, которая сказала: «Сознание неправды денег в русской душе невытравимо». Женщина видела сердцем: власть финансов и спекуляций в русской традиции предпринимательства презиралась. Как писал Владимир Рябушинский, глядя из Парижа на Советскую Россию конца 20-ых годов: «У нас еще сохранилось понимание хозяйственной святости и память о ней. Все это, так же как и представление о хозяйственном грехе, почти пропало на Западе». Деньги для наших купцов пахли, поэтому пустое накопление, ростовщичество для них было не в чести. Но это не было формальным отказом от банковской деятельности у католиков, из-за которого венецианцам пришлось в XV веке возвратить в город было изгнанных евреев, так как банковскими делами стало заниматься некому – венецианский купец до такой низости, как кредитование или иное распределение финансов, не мог опуститься. Такого формального неприятия банковской деятельности не было в России.

Вот, что пишет купец Владимир Рябушинский: «По отношению к больному вопросу о процентах Восточная церковь держалась следующей практики: осуждая их принципиально, она фактически боролась лишь с ростовщичеством, не налагая огульных кар на всех взимателей процентов и не прибегая к помощи мирской власти, как католическая церковь. Условия русской экономики особенно требовали такого отношения, ибо вся колонизация Севера шла на кредит. В связи с этим банкирский класс Северной Руси, Новгородское боярство, пользовался почетом и большим политическим влиянием; и церковь отнюдь не причисляла его к числу отверженных».

По-настоящему не любили нуворишей, пустых ростовщиков, деньги которых ни на что не работали, и спекулянтов, причем это была не завистливая нелюбовь, а нелюбовь хозяина к рвачу. Кому там магнату Рябушинскому завидовать, и вот, что он пишет в своей известной статье 1928 года из парижской эмиграции о НЭПе.

«Городской нэпман наживает, главным образом, рвачеством, обходом большевицких законов, умением давать взятки, пронырством. Объективно их общественная польза как класса невелика и выделяемая ими группа так называемых скоробогачей не имеет деловой и социальной устойчивости. Большинство из них при возвращении нормальных деловых условий разоряется. Другой тип буржуазии возникает в деревне. Источник ее обогащения — здоровая, творческая, действительно полезная хозяйственная деятельность. Эта группа очень однородна по составу: ее пополняет, главным образом, крестьянство; за ней будущее».

Пустота экономического материализма

Для русского человека модернизация ради модернизации также бессмысленна, как и качание нефти ради долларов. Когда в хозяйстве нет духа и смысла, нет Софии, то это хозяйство грязно, обречено, и лучше держаться от него подальше. Такая вот примерно эсхатология. Все жалкие телодвижения современных деловых людей, чэйндж-менеджеров и вершителей политики являются ничем, кроме как материалом истории, которая пользуется страстишками в интересах своего духа. В этом по Гегелю ее метафизическая закономерность. Лишь единицы могут проникнуть вглубь, уразуметь и соразмерить свою деятельность с этими закономерностями.

Над другими же тяготеет проклятие экономического материализма, экономическое рабство, вечную вражду из-за богатства. «Проклята земля за тебя; со скорбью будешь питаться от нее во все дни жизни твоей; терния и волчцы произрастит она тебе… в поте лица твоего будешь есть хлеб, доколе не возвратишься в землю, из которой ты взят».

Читайте наши статьи на Дзен