Как азиатская конница в русской армии наводила страх на врагов

Шведский историк Северной войны Йоран Нордберг, спутник Карла XII в его походах, описывал, как после поражения под Полтавой часть свиты Карла (среди которой находился и сам историк) во главе с графом Пипером бежала, чтобы не попасть в плен к русским, и… заблудилась.

«Когда они, – пересказывал его Николай Костомаров в книге “Мазепа”, – следуя за бежавшим королём, переходили небольшую долину, заросшую кустарником, и уже выходили на ровное место, вдруг показались калмыки и татары. Идти далее казалось невозможным, чтобы не попасться в руки этим азиатским варварам, от которых шведы не ждали пощады. Они повернули к Полтаве и сами отдались в плен. Их привели в русский стан к Шереметеву. Фельдмаршал принял графа Пипера очень любезно и почётно».

Спустя два века, во время Первой мировой войны, в составе Русской армии воевали добровольческие кавалерийские части, составленные из мусульман: Дикая дивизия (из кавказских народностей) и Текинский полк (из туркмен). Австрийская и германская пресса пестрела рассказами про их жестокость в бою и после него: они не берут пленных, добивают вражеских раненых и т.д. Российская печать не отрицала этих сплетен, чтобы не развеивать страх, который противник нагнал на себя сам, от появления на фронте этих войск.

За «Белого Царя»

История иррегулярной боевой конницы из азиатских народов в Русской армии насчитывает несколько веков. Эти войска служили под началом русских монархов как военные формирования автономных наций. Они признавали над собой высшую власть «Белого Царя», но сами определяли порядок своей военной службы и численность формирований, выставляемых в походы по царскому зову.

В середине XV века в Мокшанских лесах возникло небольшое татарское «царство» во главе с ханом Касимом. Оно находилось в вассальной зависимости от московских великих князей (с середины XVI века – царей) и предоставляло им свои войска в период войн. Население здесь состояло из мусульман – служилых татар и формально обращённых в ислам (но по сути язычников) местных земледельцев-мокшан. Касимовское (по главному городу, названному в честь основателя) царство всегда оставалось полностью лояльным Москве, благодаря чему официально просуществовало до самого конца XVII века.

В 1550-е годы царь Иван Грозный присоединил к России обширные земли Среднего и Нижнего Поволжья – бывшие Казанское и Астраханское царства. Многочисленные татарские феодалы этих областей пополнили русское войско на автономных началах и играли важную роль во всех военных кампаниях России, начиная с Ливонской войны и до XVIII столетия.

Присоединение Поволжья к России сделало соседом последней Большую Ногайскую Орду, которая также заключила с Москвой вассальный союз. Ногайцы с середины XVI по первую треть XVII века исправно отправляли свои отряды на войну по призыву московских царей.

В 1630-е годы Большая Ногайская Орда прекратила своё существование под ударами калмыков. Но теперь уже и калмыки стали вассалами и служилыми людьми Российского государства. Калмыцкие формирования участвовали во всех крупных войнах России с европейскими странами до войн с Наполеоном включительно.

В середине XVI века Россия начинает проникать на Северный Кавказ. Многие черкесские и кабардинские князья приносят присягу на верность «Белому Царю» и начинают принимать участие в их военных походах.

Психологическая война

Русские монархи не использовали азиатскую конницу в войнах с мусульманскими государствами: Крымским ханством, Турцией и т.п. Её отправляли на западные театры военных действий – против Ливонского Ордена, Литвы, Польши, Швеции, Пруссии, Франции и т.д. Там можно было не опасаться, что из-за симпатий к противнику она изменит и перейдёт на другую сторону. К тому же и психологическое воздействие на врага от присутствия азиатской конницы в рядах русских войск было наибольшим.

Азиатская конница использовалась, главным образом, для несения сторожевой и разведывательной службы, засад и внезапных нападений на небольшие отряды противника, преследования уже разбитого врага, а также терроризирования населения вражеской страны, что особенно соответствовало привычным занятиям таких союзников России: набеги и захват рабов. Эти действия, кроме материального вреда, который они наносили экономике и людским ресурсам противника, являлись важным элементом психологической войны.

Ливонская война началась с того, как описывает Костомаров, что «22 января [1558 года] войско великорусское вторглось в Ливонию и пошло гулять по ней по разным направлениям. Начальником войска был Шиг-Алей, бывший царь казанский. Всё войско состояло более из татар и черкесов, чем из природных русских. Отпора не давали ливонцы. Русские делали какой хотели вред безоружным и беззащитным жителям… Малых детей моложе десяти лет прокалывали копьями и втыкали на плетни; не щадили и тех, которые были старее двадцати лет, терзали их страшными муками».

Нет необходимости перечислять все зверства, которые творили азиатские формирования царского войска, как оговаривает Костомаров, «только над жителями немецкого происхождения». Описание этих злодейств – впрочем, весьма обычных для того времени и в европейских войнах – взято Костомаровым из современных Ливонской войне немецких источников. Один из них – пропагандистский «Летучий листок» Георга Бреслейна, выпущенный в Нюрнберге в 1561 году, живописал (и даже иллюстрировал) подобные «зверства, какие совершают московиты с пленными христианами из Лифляндии». В источнике говорится о московитах, хотя нам очевидно, что большинство таких насильственных действий творилось как раз азиатскими иррегулярными формированиями Русской армии. И, конечно же, как в любой пропаганде, размах зверств преувеличивался, но факты такого рода, несомненно, имелись.

В Северной войне начала XVIII века, по описанию того же Костомарова, в 1706 году «в Великой Польше с русскими и калмыками свирепствовал тогда полковник царской службы Шульц, сожигал дотла замки, усадьбы и целые города, а подчинённые ему калмыки в одном месте согнали кучу детей в дом и сожгли». Здесь с традиционным азиатским методом ведения войны, как видим, органично совместилась германская беспощадность.

Воспоминания Европы о таких событиях ещё и в XX веке, когда они давно отошли в прошлое, служили поводом кричать о «русских зверствах» и наводили панику на население и армии вражеских стран, когда на горизонте появлялись русские войска. Опасение стать жертвами резни «страшных татар и калмыков» побуждало тогда многих поскорее сдаваться в плен.

Читайте наши статьи на Дзен