Почему на Руси за прямой взгляд в глаза могли казнить
У многих народов, в том числе и у русских, было строго запрещено смотреть в глаза тому, с кем говоришь. На это были свои причины: проще опустить взгляд, чем быть закованным в кандалы или еще хуже — быть сожженным на костре.
Почитай отца своего
Патриархальность русской семьи базировалась на строгой иерархии. Детей измальства приучали беспрекословно подчиняться родителям. Как пишет в статье «Отношение к детям, их праву на жизнь и развитие в России 10-начала XVIII века» Г. Микиртичан, сыновья и дочери с молоком матери впитывали науку «почитания старших». Они не имели права вплоть до совершеннолетия, которое наступало в 20 лет, не только возражать и высказывать собственное мнение, но даже смотреть в глаза родителя, когда тот отчитывает их за провинность или ведет нравоучительную беседу. Взгляд в глаза расценивался как вызов, попытка нарушить семейную иерархию, как признак недопустимого поведения.
Историк Н. Костомаров об отношениях отцов и детей в XVI-XVIII веках писал, что они пропитаны «духом рабства», и чем благочестивее был родитель, тем суровее он обращался с детьми. На основании Соборного уложения 1649 года за убийство сына или дочери родитель получал всего год тюрьмы. Тогда как уличенные в убийстве родителя дети «подлежали казни безо всякой пощады». В большинстве случае, конечно, дети за взгляд в глаза получали порцию розг. Но никто не мог гарантировать, что родитель не забьет дитятку до смерти лишь за то, что отпрыск «не так посмотрел».
Что вылупился, морда холопья?
Примерно с 5 лет ребенка могли отдать в услужение. В барском доме он продолжал оттачивать мастерство «отвода глаз», ведь прямой взгляд расценивался как акт непокорности, первый признак бунта, которого и помещики, и власть пресекали на корню. Прямой взгляд в глаза становился «первым звоночком». Могли наказать лишь за него, а могли припомнить реальные или выдуманные грехи и оплошности. Особенно туго приходилось крепостным, ведь фактически до указа императора Павла 1797 года они не имели права пожаловаться на издевательства барина.
В истории сохранилось немало примеров, когда крепостные подвергались не просто суровым наказаниям, но терпели издевательства, проходили через пытки и лишались жизни. Всем известны зверства Салтычихи. Другой пример – барыня Лопухина, которая без разбору избивала чем придется дворовых – от мала до велика, а дворовым девкам втыкала в грудь и языки булавки. Уважаемый участник Северной войны русский генерал Отто Дуглас, как писал в мемуарах Петр Долгорукий, за малейшее проявление строптивости запускал на спинах холопов «фейерверки»: в раны после битья кнутом засыпал порох и поджигал его. За прямой взгляд в глаза крепостного-бунтаря могли подвергнуть унизительному «выщипыванию бороды», на протяжении многих часов медленно подпаливать волосы на теле при помощи лучины, а затем приковать цепью в подвале на несколько месяцев.
Послушная жена
Со времен принятия христианства и вплоть до революции 1917 года жена обязана была во всем повиноваться мужу, помня о заповедях Священного писания и правилах Домостроя. В Домострое прямо рекомендовалось поколотить жену, если она не слушает, не внимает, не делает, что ей говорят, или не боится. Социолог А. Суриков в статье «Практика избегания взгляда в русской культуре» пишет, что женщина в первые годы замужества не имела права смотреть в глаза не только мужу, но и его отцу, а также его старшим братьям.
Нарушение этого правила расценивалось как отсутствие страха и покорности, за которые муж, согласно Домострою, просто обязан был поколотить благоверную. Но не прилюдно. И так, чтобы не причинить увечий – все-таки женился-то, чтоб лишние руки рабочие получить, а не убогую нахлебницу содержать. Впрочем, если женщина от побоев погибала, мужа хоть и наказывали, но не так строго, как за убийство.
Казнить, нельзя помиловать!
На Руси верили, что навести порчу на человека можно не только через вещи, но и посредством визуального контакта. Недаром говорили о сглазе, а в каждой деревне обязательно выявляли «недоброго человека» с дурным, черным глазом. Если он сглазил одного-двух, то полбеды, но если жители или скотина «мёрли, как мухи», а урожай по непонятным причинам пропадал, местному колдуну приходилось несладко. Даже если раньше он многих поставил на ноги, заговорил мужей от пьянства или выходил корову-кормилицу.
Чаще всего жители устраивали самосуд. Как пишет в статье «Колдовство как вид религиозного преступления в древнерусском государстве» историк С. Лукьянов, один из первых случаев самосуда был зафиксирован в Никоновской летописи. В 1227 году в Новгороде народ обвинил четырех волхвов в «насылании» эпидемии и неурожая. Виновных прилюдно сожгли.
К самосуду люди прибегали неслучайно – если обвинения в колдовстве передавались Церкви, то она была обязана провести тщательное расследование. Часто должных улик, чтобы обвинить в колдовстве, не находилось, либо наказание выносилось слишком мягкое – моральное порицание, епитимья или отлучение от церкви. Согласно женским ведовским делам XVII века, которые собрал историк Николай Забелин, в анонимных доносах слишком часто звучали обвинения в порче и сглазе. Многие таким способом пытались отомстить обидчику за мелкую бытовую ссору, поэтому расследовать донос приходилось тщательно.
Официальный запрет на колдовство появился в середине XVII века. Тогда же ужесточилось и наказание. Людей с «дурным глазом», способных навести порчу всего лишь посмотрев на человека, могли «безо всякие пощады» сжечь на костре, а их дома – «разорить до основания». Другим способом казни было утопление – обвиненного колдуна обычно ночью приводили к ближайшему водоему, с камнем на шее отвозили на самое глубокое место и сбрасывали в воду.
Читайте наши статьи на Дзен