Почему чуваши с ужасом вспоминали восстание Емельяна Пугачёва

События Пугачёвского бунта во многом остаются «белым пятном» в истории России. Например, мало изучено отношение повстанцев к национальным и религиозным меньшинствам Урала и Поволжья. Здесь имели место как сотрудничество, так и террор. Одним из народов, пострадавшим от пугачёвцев, были чуваши, которые, пережив бесчинства казаков, надолго прониклись недоверием к русским вообще.

«Пугачёвщина» в Чувашии

Этнические земли чувашей находились на северо-западной окраине территории, охваченной крестьянской войной 1773-75 годов. Среди своих соседей чуваши выделялись, прежде всего, религией – они были одним из немногих народов Поволжья, в среде которого в XVIII веке сохранялось язычество. Это создавало постоянные поводы для конфликтов с властями. В 1740-1763 годах религиозная политика в этих местах ужесточилась, отмечались случаи насильственного крещения целых сёл. Однако наряду с этим чуваши оставались «ясачными людьми», т.е. платили Российскому государству фиксированный натуральный налог и не подчинялись помещикам.

Сведения о роли чувашей в годы пугачёвского бунта противоречивы. Как из устного фольклора, так и из документов известно, что некоторые чуваши принимали активное участие в восстании. Вступая в пугачёвское войско, они именовали себя «казаками». В 1773 году, услышав про «нового царя», восстали несколько десятков чувашских деревень. Долгие годы после подавления бунта в народе сохранялась память о благожелательной политике Пугачёва по отношению к «ясачным».

«Емельян Пугачев являлся к богатым, требовал у них хлеба и денег, раздавал то и другое беднякам. К последним он относился вообще хорошо. Освобождал чувашей из-под опеки духовенства и чиновников; вешал тех и других; чувашам позволил держать прежнюю «чувашскую» веру», — указано в книге Василия Димитриева «Чувашские исторические предания».

В честь Пугачёва якобы была названа деревня Емелькино, основанная беглыми участниками бунта.

«Грабили, мучили, убивали»

Однако по другим данным, пугачёвцы хорошо относились лишь к тем чувашам, которые открыто их поддерживали. Как пишет тот же Василий Димитриев, некоторые предания изображали Пугачёва «волшебником, вором и злодеем, жаждавшим крови и чужого добра». Предводитель восстания был в глазах чувашей авантюристом, выдававшим себя за царя, и имевшим среди приспешников «грабителей и убийц».

«Пугачёв якобы разорял и жёг чувашские селения, чуваши прятали от него своё имущество. Одно предание сообщает, что чувашские крестьяне ненавидели Е. И. Пугачева и некий Андрей даже собирался убить его, что встали они на его сторону вопреки своему желанию, под угрозой казни, что Пугачёв насильно набирал их в своё войско, что чуваши бежали от него в леса, оставляя деревни пустыми», — сообщает исследователь.

Аналогичные свидетельства приводятся в книге чувашского педагога и просветителя Ивана Яковлева «Моя жизнь. Воспоминания», которая была написана в начале XX века. Родившийся в 1848 году Яковлев в молодости ещё застал пожилых людей, помнивших о пугачёвском бунте или знавшем о нём со слов старших родственников. Чуваши рассказывали, что казаки, являясь в их сёла, бесчинствовали, грабили, мучили и убивали жителей. Эти события произвели на «ясачных» такое тягостное впечатление, что они даже перестали общаться с русскими.

«Такое свидетельство о событиях Крестьянской войны разительно отличается от обычных фольклорных панегириков в адрес Пугачёва и его соратников», — отмечает историк Вадим Трепавлов.

Для советской историографии, «по умолчанию» оправдывавшей Пугачёва, вопрос о том, откуда взялись «негативные» предания о нём, был «неудобен». Существование подобных историй объяснялось тем, что «сплетни» о пугачёвцах якобы распространяло духовенство.

В качестве наказания за участие чувашей в бунте правительство увеличило ясак. Сотни человек были повешены и отправлены на каторгу. Наряду с этим показательна история чуваша Айдара, который помогал усмирять бунтовщиков. За это, по преданию, Екатерина II пожаловала ему дворянский титул, наделила пашней, лугами и лесами.

Читайте наши статьи на Дзен