Краснов и Керенский: почему казачий генерал согласился служить человеку, которого презирал

Скрывшись из Зимнего дворца 25 октября 1917 года, глава Временного правительства Александр Керенский жаждал вернуть себе власть. Однако, единственным его сторонником в те дни стал только один человек — генерал Краснов. Тот самый Петр Краснов, который спустя два с половиной десятилетия станет одним из коллаборационистов на стороне немецких фашистов.

Союз врагов

Когда Керенский прибыл в расположение штаба Северного фронта во Пскове, генерал Черемисов, симпатизировавший большевикам, фактически отказался ему помогать.

Однако на связь с экс-председателем Временного правительства вышел генерал Пётр Краснов, который командовал 3-й конным корпусом, расквартированным близ станции Остров. По признанию Краснова, он презирал Керенского за развал русской армии, однако готов был служить ему из патриотических побуждений.

«Его буду ненавидеть и проклинать, но служить и умирать пойду за Россию, – писал Краснов в мемуарах. – Она его избрала, она пошла за ним, она не смогла найти вождя способнее, пойду помогать ему, если он за Россию».

Обрадовавшись неожиданной подмоге, Керенский назначил Краснова на должность «командующего всеми вооружёнными силами Санкт-Петербургского района». Этот тактический союз двух лидеров был крайне зыбок в политическом плане. Совсем недавно, в августе 1917 года, Керенский объявил 3-й конный корпус «авангардом» корниловского мятежа. А в окружение Краснова входили члены Совета казачьих войск, которые ещё вчера готовы были «использовать Ленина для свержения Керенского».

Фактически министр-председатель оказался на положении политического заложника.

«Если что не по-нашему, так мы ему и голову свернём», – заявлял в те дни один из прокрасновских казаков (цитируется по дневнику писательницы Зинаиды Гиппиус).

В то же время Краснов понимал, что без Керенского ему не обойтись. Социалистический вождь был «вчерашним кумиром солдатской толпы» и ещё способен был повести за собой массы. Впрочем, оказалось, что как оратор он явно выдохся.

«Может быть, он сильно устал и не приготовился, но его речь, произнесенная перед людьми, которых он хотел вести на Петроград, была во всех отношениях слаба, – вспоминал Краснов. – Это были истерические выкрики отдельных, часто не имеющих связи между собой, фраз».

Краснову удалось собрать лишь несколько сотен казаков – другие части 3-го корпуса были разбросаны по фронтам.

27 октября казаки без боя заняли Гатчину. День спустя они вошли в Царское Село. При приближении красновцев части царскосельского гарнизона перешли на их сторону. Но чуть ли не с каждым отрядом приходилось отдельно вести переговоры, что замедляло темп наступления. Тем не менее, захват Царского Села ослабил большевистскую пропаганду в войсках, так как там находилась мощнейшая радиостанция.

Бой 30 октября

Краснову не удалось синхронизировать свои действия с восстанием юнкеров в Петрограде, организованным 29 октября «Комитетом спасения Родины и революции». Наступление на Петроград началось лишь 30 октября, после разгрома восстания. В распоряжении генерала было 630 казаков-кавалеристов, меньше 100 пехотинцев, 18 орудий, бронепоезд и броневик «Непобедимый».

На рассвете отряд Краснова двинулся на Пулковские высоты. Красновцам противостояли кронштадтские революционные матросы и бойцы Петроградского гарнизона. Справа и по центру наступление застопорилось из-за превосходства красной артиллерии. Но на левом фланге удачно действовала оренбуржская сотня Лейб-гвардии Сводного казачьего полка вместе с бронепоездом. При первых же выстрелах артиллерии и пулемётов защитники большевиков отступили к деревне Сузи. Командир сотни попытался самовольно развить атаку, но помешала болотистая местность. После убийства командира оренбуржцы отступили. В целом за день боёв казакам не удалось добиться результата.

«Потери большевиков были велики, но в бинокль Краснову было хорошо видно, что к противнику прибывают все новые подкрепления. Это заставило Краснова отдать приказ с наступлением темноты отходить к Гатчине», – отмечает биограф Керенского Владимир Федюк.

Конец авантюры

Когда Краснов вернулся в Гатчину, в ситуацию внезапно вмешался ВИКЖЕЛЬ – исполнительный комитет профсоюза железнодорожников. Прибывшие в Гатчину парламентёры потребовали от казаков сложить оружие, угрожая всеобщей железнодорожной забастовкой.

31 октября на совещании в штабе Краснов заявил, что приостанавливает военные действия. В то же время у генерала ещё оставалась надежда на подход новых отрядов пехоты.

1 ноября в Гатчину во главе переговорщиков прибыл революционер Павел Дыбенко, который выдвинул неожиданное предложение: разменять Керенского на Ленина. Казаки воодушевились этой идеей.

Краснов предупредил Керенского о грозящей опасности. Однако бывший премьер увидел в словах генерала лукавство. Спустя годы, однако, он не готов был осуждать Краснова:

«Оглядываясь назад, я понимаю, сколь трудно ему тогда пришлось, ибо по натуре своей он вовсе не был предателем», – писал Керенский о Краснове.

Председатель Временного правительства бежал из Гатчины в Лугу под видом простого матроса (а не в женском платье, как написали газеты).

Краснова же большевики впоследствии взяли в плен (откуда он был отпущен на свободу).

Причины провала

Краснова подвела в первую очередь хроническая нехватка сил: Керенский называл войска генерала «жалкими остатками войск и артиллерии». Расчёт был на то, что на сторону наступающих перейдут Донские полки в Петрограде. Но роковое промедление Краснова и «избиение юнкеров» разрушили эти планы. Рассчитывать же на помощь солдатских масс Петроградского гарнизона и вовсе не приходилось – казаки в их глазах были «приспешниками царского режима». В первые дни Октября солдаты ещё были воодушевлены ленинским «Декретом о мире», связывая с ним надежду на скорое возвращение домой. Поэтому никто не горел желанием помогать Керенскому, обещавшему войну с Германией «до победного конца».

Читайте наши статьи на Дзен