Девушки с факелами: как большевики планировали изменить обряд похорон

После Октябрьской революции большевики приняли ряд декретов, которые позволяли гражданам провожать близких людей в последний путь по-новому. Каким будет «красный похоронный обряд», решали на самом верху.

Нельзя новых людей хоронить по-старому

В царской России процедура православных похорон четко регламентировалась Уставом Русской православной церкви. Покойного обязательно отпевали в церкви, устройство погребальной процессии (священник – повозка с гробом – провожающие) и место захоронения определялись социальным статусом покойного.

Но уже с середины XIX века прогрессивная молодежь совершала попытки превратить похороны в политическую демонстрацию. Как пишет исследовательница «красной обрядности» Н.Полищук, «первыми невиданными по внешнему виду» стали похороны Некрасова в декабре 1887 года. Процессию возглавил не священник, а группа молодых людей, несущих огромные венки. Церковное отпевание Некрасова дополнилось гражданской панихидой.

Затем были похороны Льва Толстого, которые сопровождались студенческими волнениями из-за отлучения почившего классика от церкви. Ярким примером «красных похорон» стали проводы в последний путь большевика Николая Баумана: 15 тысяч собравшихся, боевая дружина во главе процессии, флагоносцы, студенты с венками, конные добровольцы-охранники в маршальских костюмах. Картузы и петлицы сопровождающих украшали красные ленты, а над головами похоронной процессии возвышались транспаранты с лозунгами.

Образец для подражания

Апогеем «красных похорон» можно считать погребение жертв Февральской революции 1917 года, которое усилиями большевистских идеологов было превращено в политическо-художественное действо. Специальная комиссия разработала «особый церемониал» и отпечатала листовки, оповещающие жителей Петрограда о предстоящем событии.

Похоронная процессия представляла собой четко организованные колонны, которые под звуки военного оркестра выдвинулись к Марсовому полю из 6 различных точек. На месте погребения вырыли четыре братские могилы. Двести десять погибших в гробах, обитых красной материей, уложили в могилы в строгом геометрическом порядке.

В честь каждого покойника с Петропавловской крепости раздавался пушечный выстрел. Ветераны революционного движения В.Засулич, Г.Лопатин, В.Фигнер наблюдали за происходящим со специально построенной трибуны, задрапированной красным полотном. По оценке французского посла Мориса Палеолога, похороны собрали более 9000 человек. Позже на месте захоронения воздвигли мемориальный комплекс.

Спор об идейном наполнении

Новая похоронная обрядовость была закреплена на официальном уровне серией декретов. Они прямо или косвенно лишали церковь возможности контролировать похороны, устанавливая альтернативную систему контроля – коммунистическую. Участие священника стало необязательным, а если покойник был партийным атеистом – невозможным. А чтобы «новые люди» знали, как и что делать, были разработаны типовые сценарии «красных похорон». И каждый проведенный по-новому обряд становился инструментом пропаганды, демонстрацией того, как «хорошо в Стране Советов жить».

В публицистике 1920-х годов активно обсуждалось, нужен ли вообще новый обряд коммунистическому обществу? Если «да», то какую атеистическую установку вложить в «красные похороны» вместо отвергнутой идеи о бессмертности верующей души? Оппозицию ярым приверженцам новой обрядности в лице Троцкого и Вересаева составил председатель Союза воинствующих безбожников Емельян Ярославский. Он считал, что не следует превращать «красные похороны» в формализованный ритуал, проводимый по «коммунистическому требнику».

Ярославский указывал на явные перегибы со стороны отдельных коммунистов: составление плана на случай смерти или отрицание похорон в принципе. Он приводил пример, когда один из «товарищей завещал отдать свой труп в мыловарню», желая, чтобы из него сделали мыло. В многочисленных выступлениях Ярославский предлагал воздерживаться от борьбы с православным обрядом и его запретом. «Не надо фиксировать, крепко устанавливать» новую обрядность: кто хочет – пусть хоронит по-старому, кто мыслит прогрессивно – по советскому обряду, который станет в итоге «революционным творчеством масс». Мечты об идеале С тем, что новая форма похорон не должна насаждаться сверху был согласен и харизматичный лидер коммунистов Лев Троцкий. Но он считал, что церковные обряды «держат на привязи» не только людей верующих, но и атеистов. Троцкий напоминал, что Советское государство уже создало новые праздники и «новую государственную театральность». Дело осталось за каждым индивидумом – найти способ изменить старую жизнь, избавиться от привычности и монотонности, создать новый быт.

Конечно, на это потребуются десятилетия, говорил Троцкий, но в итоге люди встанут «на дорогу одухотворенных, проникнутых коллективной театральностью форм быта». Правда, в отличие от Ярославского, Троцкий считал, что «зародыши новых форм» следует внимательно контролировать и «осторожно направлять в нужное русло». В частности, публиковать идеи новых обрядов в печати и в ходе публичных обсуждений решать, какие достойны развития, а о каких – лучше забыть.

Наиболее радикальную точку зрения высказал в 1925 году Викентий Вересаев. В своем докладе на пленуме Академии художеств «Об обрядах новых и старых», а также дальнейших публичных лекциях он рассматривал варианты идеальных «красных похорон». Вересаев видел смыслом прежнего церковного обряда облегчение души, направление чувств скорбящих в нужное русло. Новый формат должен давать альтернативу. Даже если ритуал поначалу будет выглядеть странно или даже комично, со временем, считал Вересаев, к нему привыкнут, ведь он даст людям «готовые художественные идеи» для проводов в последний путь и «направит, просветлит и углубит» чувства, которые испытывают родственники и друзья усопшего.

Как хоронить по Вересаеву

Вересаев с ностальгией вспоминает «поистине великолепные» православные панихиды и сетует, что с их отменой «не осталось ровно ничего». «Вялые и небрежные попытки» заменить прежнее «первым, что попало под руку», поражают и убивают убогостью. Речь не идет о погребении известных современников – театральность и возвышенность их похорон потрясает душу. Но рядовое погребение, по мнению Вересаева, почти всегда бездарно. Присутствующие изнывают от «бездеятельного молчания», мечтая лишь о том, чтобы всё это поскорее закончилось. Вересаев был убежден, что новые похороны должны стать интерактивными, чтобы каждый мог принять участие в «объединяющем коллективном деле» и дать выход горю, теснящему сердце. Нужно «действо» с новыми гимнами: не печальными, а напоминающими, как прекрасна жизнь, приводящими к катарсису и очищающим слезам.

Участие в церемонии должны принимать девушки в белых одеждах, держащие в руках зеленые ветки или горящие факелы. Их облачение станет антитезой скорбному черному облачению участников церемонии. Допустимо использовать различные курения (по аналогии с ладаном). А вот цветы лучше выбирать без запаха, поэтому, по мнению Вересаева, розы и ландыши не подойдут.

Викентий Вересаев в своем докладе ссылается на хороший вариант гражданской панихиды, описанный у Гете. Небесно-голубая гамма в оформлении траурного зала, горящие факелы в настенных канделябрах, четыре мальчика в небесно-золотых одеждах обмахивают опахалами из страусовых перьев мраморное тело, лежащее на крышке саркофага. Скульптура облокотилась на подушку и держит в руках свиток, на котором все присутствующие могут прочесть латинское «Memento vivere!» («Помните о жизни!»). Поминальная служба представляет собой некое театрализованное действие с диалогом невидимых хористов, повествующих о торжестве жизни над смертью.

Предлагая идеи для нового похоронного обряда, Вересаев был готов к тому, что его обвинят в кощунстве и даже шутовстве. В свое оправдание он напоминал, что любой ритуал с непривычки производит странное впечатление, будь то пожатие руки при приветствии или аплодисменты после окончания спектакля. Но со временем люди привыкнут, считал Вересаев, и начнут адекватно воспринимать «кощунственное шутовство».

Реализация идей на практике

Что же представляло собой траурное «величественное действо» по-большевистски? Во главе процессии – оркестр, играющий «Марсельезу», другие революционные гимны, похоронный марш Шопена. Дальше – коммунисты несут гроб товарища. Затем подпевающие основному хору флагоносцы с красными знаменами. На кладбище – гражданская панихида с почетным караулом и траурными речами. Обязательные атрибуты – обитый красным кумачом гроб, красные повязки на рукавах участников похорон и красные флаги.

Интересно, что советская пресса 1924-1925 гг. сообщала о так называемых пионерских похоронах, когда дети провожали в последний путь своего сверстника без участия взрослых. Дети полностью копировали «красный обряд», воспроизводя и структуру, и музыкальное сопровождение, и распределение ролей во время взрослого ритуала. Похороны «новых людей» традиционно собирали огромное количество зевак, желающих посмотреть, как власть теперь хоронит «без попов». «Красные похороны», нередко провокационные и почти всегда резонансные, становились хорошим примером альтернативной обрядовости, которой и следовало придерживаться «строителям нового мира»: ни одного священника, ни одной иконы, ни одной молитвы, ни одного креста.

Читайте наши статьи на Дзен