Духовное завещание Владимира Мономаха

Когда Владимир Мономах еще не был киевским князем, однажды, пребывая в Киеве, он свершает маленькое на первый взгляд святотатство: крупными буквами царапает на крещатом столбе в Софии Киевской надпись: «Господи, помози (помоги) рабу своему Володимиру на мънога лета и (дай) прощение грехамъ на Судинь (день)».

Граффити Мономаха ни что иное, как постоянно действующая молитва; другие же приготовления перед грядущим небесным судом он включает в своё знаменитое «Поучение».

Приближение конца чувствуется уже с первых строк. «Сидя на санях, помыслил я в душе и воздал хвалу богу… Дети мои или иной кто, слушая эту грамотку, не посмейтесь…» До четырнадцатого века русских князей хоронили на санях, неважно, зимой ли почил владыче или летом – плавный ход саней мог обеспечить постепенное вхождение государя в вечный покой. Мономаху на момент написания «Поучения» уже 64 года – он чувствует близость к тому суду, которого всю жизнь так страшился.

Но даже на этом фоне загадочным и парадоксальным выглядит то, чем Мономахово «Поучение» заканчивается. В первой части князь дает наставление мирянам, во второй – описывает свои ратные подвиги, третья же часть – это так называемое «письмо Олегу Святославичу», над которым ломали головы многие первостепенные академики, вроде Лихачева.

Незадолго до написания письма Олег Святославич изгоняется Мономахом из Чернигова и терпит поражение под Стародубом. Вскоре он начинает новую войну и совершает военный поход на Муром, который к тому времени был занят сыном Мономаха, Изяславом. В роковом сражении за Муромскую твердыню Изяслав гибнет от руки своего крестника, печально известного Олега Святославича. В «Слове о полку Игореве» тот назван Гориславичем – принесшим много горя из-за своих междоусобных войн (однажды на Русь тот привел даже половцев).

Как же обращается Мономах к убийце своего сына? Он утешает его и сам кается перед ним! «Богу бы тебе покаяться, а ко мне написать грамоту утешительную да сноху мою послать ко мне, – ибо нет в ней ни зла, ни добра, – чтобы я, обняв ее, оплакал мужа ее и ту свадьбу их вместе песен: ибо не видел я их первой радости, ни венчания их за грехи мои».

В мировой истории вряд ли найдется подобное снисхождение князя к своему обидчику, особенно, если учесть ранг Мономаха и его военные возможности. Любой владыка на его месте не преминул бы вспомнить золотое правило средневековой дипломатии: око за око, зуб за зуб. Мономах же действует ровно наоборот.

То, что письмо адресовано Олегу, не вызывает сомнений, несмотря на то, что он ни разу не называется по имени. Почему? Просто с самого начала Мономах сосредотачивается на себе самом, своей душе: «О я, многострадальный и печальный!» – гласят первые строки письма. «Все мы тленны, и потому помышляю, как бы не предстать перед страшным судьею, не покаявшись и не примирившись между собою» (имеется в виду мир между князьями). «Ибо кто молвит: «Бога люблю, а брата своего не люблю», – ложь это. И еще: «Если не простите прегрешение брату, то и вам не простит отец ваш небесный». Слово «брат» здесь это ведь не только христианское обращение, но и вполне конкретное родство: Олег Святославич является двоюродным братом и кумом Мономаха.

Мономах не осуждает Олега в убийстве своего второго сына Изяслава, ведь без прощения ближнего нельзя предстать перед Страшным судом. Но на это есть и другая причина: военное столкновение под Муромом и его трагичный исход были продиктованы божьей волей: «Суд от бога пришел ему, а не от тебя», – говорит князь. Только смирением можно пройти через житейские горести, только прощением детоубийцы можно заслужить прощение божеское, а что до славы, то это ценность земная: «Сегодня живы, а завтра мертвы, сегодня в славе и в чести, а завтра в гробу и забыты. Другие собранное нами разделят».

Смирение великого князя поражает. Нельзя сказать, что это формальный жест дипломатического великодушия. Все письмо пронизано интонациями прощения, небесного просветления, наконец, слезами, вызванными и падшим сыном, и небесным отпущением, прощением всевышнего.

Эту, в общем-то, простую истину Мономах, не тая, вкладывает и в свое «Поучение», воспринимая свою миссию как мирское служение богу. Оно проще и безыскуснее сурового монашеского отречения, поэтому и доступнее любому мирянину. Прогнать грех, говорит Мономах, можно тремя делами: покаянием, слезами (т.е. молитвой) и милостынею. «И это вам, дети мои, не тяжкая заповедь божия…малым делом можно получить милостынею божию».

«Поучение» Мономаха не переписывалось и дошло до нас в единственном чудом уцелевшем экземпляре в составе Лаврентьевской летописи. Почему наставление великого князя ко всем русским людям, в общем-то, сохранялось под завесой если не тайны, то многозначительного умолчания? Должно быть, вещать массам не было целью Мономаха, ведь смирение и приготовление к суду должно происходить где-то в благопристойной тишине.

Максим Казаков

 

Читайте наши статьи на Дзен