Манзы: как китайские преступники стали коренными россиянами

Уссурийский край китайцы начали осваивать на несколько десятилетий раньше русских – еще в то время, когда территории формально относились к Китаю и почти не контролировались правителями династии Цин. Бежать на чужбину жителей Поднебесной со второй половины XIX века заставляли разные обстоятельства – проблемы с законом, голод, безработица, жажда наживы, авантюризм.

«Коренные» русские китайцы

Первоначально манзами называли китайцев, которые со 2-й половины XIX и до начала XX века перебирались из Маньчжурии и других областей Поднебесной на постоянное место жительства в Приморье. По мнению этнографа и исследователя предгорных районов Уссурийского края, Владимира Арсеньева, «манзы» переводится как «свободный сын» или «выходец из Маньчжурии».

Как писал в 1869 году легендарный русский путешественник Николай Пржевальский, большинство манз были преступниками с уголовным прошлым, которых китайские власти сослали в отдаленные уголки Маньчжурии. Оттуда они расселились по Уссурийскому краю, «пустили корни», обзавелись хозяйством.

Ссыльным запрещалось брать с собой жен и детей, поэтому основу китайского населения в Уссурийском крае составляли мужчины. Они налаживали жизнь на новом месте в меру способностей и возможностей, не подчинялись ни китайским, ни российским законам, вели преимущественно натуральное хозяйство. Большинство занималось земледелием так, как это делалось испокон веков у них на родине. Бедняки сами вручную обрабатывали наделы. Зажиточные использовали наемный труд и тягловую силу (преимущественно – быков). Многие русские сдавали свои участки на год-два манзам, которые были обязаны «облагородить» надел: выкорчевать пни, убрать камни, выровнять участок, обнести его забором.

Трудовые мигранты

Более широкая трактовка этнонима «манза» предполагает включение в данную группу тех китайцев, которые до начала XX века регулярно приезжали в Приморье на заработки, в первую очередь, из Маньчжурии или Шаньдуна. Делали они это добровольно из-за желания подзаработать. Таких называли отходниками – они трудились в России сезонно или пока не завершался определенный проект, отправляли заработанное родне в Китай. Но большинство не спешило возвращаться домой, подыскивая всё новые и новые «шабашки» и фактически проживая в России постоянно.

Манзы удивительным образом «угадывали», когда возникал дефицит рабочих рук. Так, при строительстве Транссиба Владивосток буквально заполонили китайцы. Нанимали их охотно: если русские вольнонаемные рабочие стоили полтора-два рубля в день, то манзы соглашались на 70 копеек. И работали без перекуров и пререканий.

Артели ловцов водорослей

Многие трудовые мигранты нанимались добытчиками морской капусты, которая с 60-х годов XIX века активно вывозилась в Китай. Каждую зиму в китайских Хуньчунь и Нингута собирались промысловые артели, которые к марту добирались по суше или морю до Уссурийского края. Наибольшую ценность представляла морская капуста, заготовленная с конца марта до середины июня – именно к этому времени приезжало наибольшее количество китайских промысловиков, которые оставались до конца сезона и уезжали в сентябре. На юго-западе Приморья многие ловцы морской капусты оставались на зимовку, чтобы в марте перебраться на новый участок и раньше других приступить к вылову водорослей.

Женьшень и опиум

С конца XIX века уссурийские китайцы активно занимались сбором и выращиванием женьшеня. Большинство сборщиков приходило в северную часть Приморья из Маньчжурии в июле-августе, а затем возвращалось домой. Но были и те, кто не собирал дикий женьшень, а выращивал его на плантациях. В долине Сучана и верховьях реки Уссури манзы находили укромные участки влажного чернозема, разбивали там длинные гряды и на протяжении трех лет следили за посадками. Летом натягивали над грядами холщовые навесы от солнца, осенью – ставили щиты от ветра. Не бросали плантацию и зимой. Все труды окупались, несмотря на то, что культурный женьшень стоит дешевле дикого: 6-12 рублей против 85-1000 рублей за фунт.

Неоднократные попытки контролировать манз терпели неудачу. Они жили изолированно: ничего не покупали в русских лавках, не пользовались банками и почтой, не просили помощи у полиции в случае конфликтов. Только богатые китайские купцы вступали в контакт с русской властью. Остальные лишь предоставляли русским различные услуги и продавали товары. Например, дорогостоящую соль, которую манзы самостоятельно выпаривали из морской воды. Особенное беспокойство властей вызывали наркопритоны, в которых опиум курили не только китайцы, но и русские. И если первоначально опиум привозили из Хуньчуня, то позже манзы стали засевать огромные маковые плантации к востоку от Уссурийского залива. В начале XX века манзы арендовали у русских земли под посев мака и платили полицейским до тысячи рублей в месяц «за покровительство».

Охота на зверя и золото

Другая часть манз – беглецы и бродяги, которые по разным причинам вынуждены были покидать Китай. Неслучайно, одно из первых толкований «манзы», данное Н.Пржевальским, означает «бродяга». Сами манзы называли себя паотуйцзами, что в буквальном переводе означает «бегущие ноги».

Многие из беглых маньчжурских манз занимались нелегальной добычей сырья для китайской медицины. Особенный интерес для них представляли оленьи панты. Их манзы чаще снимали с убитых животных, но иногда оленя отлавливали и держали в неволе несколько лет в ожидании, когда панты отрастут. Сами манзы считали хвост и оленьи жилы деликатесом, а в китайской медицине активно применяли мускусную железу и нерожденных оленят, извлеченных из утробы стельных самок.

Были среди манз и те, кого в Приморье поманил авантюризм. Китайцы узнали о золотых приисках края задолго до русских, поэтому активно приезжали на реку Сучан, острова Аскольд и Путятина в надежде «намыть состояние». Русские власти неоднократно пытались запретить китайцам золотодобычу: в 1868 году эти запреты привели к китайским возмущениям, которые вошли в историю как Манзовская война. Но, несмотря на запреты и строгие наказания, манзы продолжали самовольно мыть золото и сбывать его через китайских купцов.

Купи-продай

Китайцы из провинций Шаньдун и Хуанхю занимались в Приморье торговлей. Для таких даже прозвище отдельное появилось – фырганы или фазаны. Фырганами и сегодня на уголовном жаргоне оскорбительно называют китайцев. Большинство не покупало в пограничном пункте Хуньчуня специальный билет, а пересекало границу нелегально, через тайгу, и растворялось среди сотен соотечественников.

В одном из интервью замдиректора Приморского государственного музея им. Арсеньева, Анжелика Петрук, рассказывает, что первый китайский рынок во Владивостоке появился на месте Корабельной набережной. Не отходя от торгового места, манзы и селились – строили из подручных материалов хижины-фанзы — маленькие и убогие. Торговали преимущественно овощами и рыбой, а также привозимым из Маньчжурии табаком и чаем. Затем власти Владивостока принудительно переселили китайцев на окраину, где со временем появился легендарный китайский квартал «Миллионка» с многочисленными казино и воровскими притонами.

Читайте наши статьи на Дзен