«Укоротить поэта!»: кому была выгодна гибель Александра Пушкина

«Укоротить поэта! — вывод ясен, — И нож в него! — но счастлив он висеть на острие, Зарезанный за то, что был опасен!» — пел Владимир Высоцкий. Эти строки можно отнести и к судьбе Пушкина. Расследование причин смерти поэта породило большое количество предположений, в том числе и о возможных виновниках трагедии.

Интрижка жены поэта Натальи Гончаровой – одна из наиболее часто звучащих версий о причинах роковой дуэли. Некоторые исследователи рьяно доказывают, что поверхностная Натали была ветрена, любила балы и наслаждалась своей популярностью в свете. Она якобы была холодна к мужу, от разговоров о литературе раздражалась и постоянно устраивала сцены ревности. За ней ухаживал не только Дантес, знаки внимания оказывал ей и сам император. Натали была действительно великолепной женщиной, и вряд ли удивительным покажется то, что многие мужчины ее боготворили. Но способна ли она была зайти слишком далеко? Вряд ли. Многие современники видели в ней образец чистоты и непорочности. К тому же за 6 лет супружеской жизни с Пушкиным Наталья Николаевна была беременна 5 раз и родила 4 детей. Были ли у нее силы демонстрировать свои «таланты» на балах, когда фактически управление домом лежало на ее плечах. Ее письма к брату явно демонстрируют, с каким интересом она относилась к работе мужа и как искренне переживала его неудачи. Однако именно на нее лег главный груз обвинений после смерти Александра Сергеевича.

В пользу того, что Пушкин был нужен императору, может выступить предположение о сотрудничестве поэта с «Санкт-Петербургской газетой» («Journal de Saint-Petersbourg»), формат которой был в первую очередь направлен на поднятие имиджа России за границей. Был ли Пушкин доволен своей новой, пропагандистской «миссией», однозначно сказать сложно. Известна его фраза: «Если бы не умер, то весь бы его (царя) был: только бы и занимался работой в «Journal de Saint-Petersbourg». Можно предположить, что Николай I давал Пушкину деньги «в долг», расплачиваясь тем самым за великолепно проделанную работу. Зная остроту мысли и точность слова, которыми обладал Пушкин, вполне вероятно, что его деятельность не могла вызывать восторга за пределами России. Версия трудно доказуема, но среди прочих имеет право на существование.

Несомненно, что вольнодумство Пушкина в последние годы жизни по российским меркам того времени было чуть не экстремистским, и это не могло не беспокоить людей, которые несли ответ «за тишь и благодать» в государстве. Существует версия, что к смерти Пушкина имеет непосредственное отношение шеф жандармов Александр Христофорович Бенкендорф. Якобы он намеренно не предотвратил дуэль, хотя был прекрасно о ней осведомлен и имел личный приказ императора. Во время объяснений с Николаем Бенкендорф нашел оправдание: он якобы посылал жандармов, только в Екатерингоф. Подобная неосведомленность кажется, по меньшей мере, странной.

Ожесточенная борьба, которой Пушкин противостоял практически в одиночку, заставляет вспомнить и еще одну версию возможной причины столь раннего ухода из жизни. Якобы поэт не только много думал о смерти, но и жаждал уйти из этого мира. У этого могли быть очевидные причины. Пушкин явно мог желать сбежать подальше от интриг и унижений, «уехать в деревню», чтобы поправить здоровье (по некоторым данным у него развивалась болезнь Паркинсона)  и заняться любимым делом – творчеством. Но летом 1835 года он понял, что ехать ему фактически некуда, да и оставить изучение архивов и прекратить общение с образованными людьми ему, возможно, тоже было не под силу. Вместе с тем, жизнь в столице стоила недешево, и не только в моральном плане. Нельзя исключать, что в моменты отчаяния он чувствовал, что зашел в тупик, из которого единственный выход – самоубийство. Но совершить страшный грех он не мог, потому и принял смерть от своего палача с таким смирением. Вместе с тем, в последние годы Пушкин трудился самозабвенно, круг его интересов чрезвычайно расширился. Его последние дни, казалось, были пронизаны одним желанием, которое он облек в стихотворную форму еще в 1830 году: «Я жить хочу, чтоб мыслить и страдать…»