Мощи Ярослава Мудрого: как они могли оказаться у американцев
2017-05-03 09:30:04

Главные «невротики» русской литературы

Психиатры знают: нет людей абсолютно психически здоровых, есть недообследованные. Ярче всего можно проследить различные неврозы по людям искусства. Например, по писателям и поэтам.

Михаил Лермонтов

Михаил Юрьевич Лермонтов родился с целым букетом наследственных и приобретенных болезней: золотухой, рахитизмом, повышенной нервозностью. Его дед покончил жизнь самоубийством (отравился), а мать передала сыну необычайную нервозность.

Отец был вспыльчивым, жестоким самодуром, он кутил до одури, проигрывался в карты и отличался «легкомыслием в поведении».

Уже в раннем детстве Лермонтов демонстрировал шизофреничность своей натуры: жестокость удивительным образом сочеталась в нем с чрезвычайной добротой и обостренным чувством справедливости. Он испытывал страсть к разрушению, был крайне раздражителен, капризен, упрям. Мысль о самоубийстве посещала его с ранних лет.

Замкнутость, необщительность, а главное пренебрежение к людям отталкивало от него окружающих.

Шизоидная психопатия Лермонтова была настолько ярко выражена, что ее замечали не только специалисты. Еще одним фактором, который повлиял на замкнутость поэта, была его некрасивость, которая почти исчезла с возрастом, но оставила неизгладимый отпечаток в душе.

Лермонтов был крайне влюбчив, однако женщинам подобные типажи – злые и надменные – просто не могли нравиться. Это чрезвычайно оскорбляло самолюбие поэта. В итоге он был застрелен Николаем Мартыновым , которого он довел своими насмешками и клеветой практически до безумия.

Николай Гоголь

Автор «Мертвых душ» страдал шизофренией, которая обострялась периодическими приступами психоза. Николая Васильевича Гоголя мучили звуковые и визуальные галлюцинации. Он часто пребывал в состоянии апатии, порой не реагировал на внешние раздражители – во время работы он мог не заметить грозившую ему смертельную опасность.

Состояния заторможенности чередовались с крайней активностью и возбуждением. Нередко его преследовала клаустрофобия.

Особенно обострились психические расстройства Гоголя после смерти сестры близкого друга писателя Екатерины Хомяковой. Он начал отказываться от еды, постоянно ссылаясь на недомогание и слабость – врачи обнаружили у писателя не смертельную болезнь, а всего лишь кишечное расстройство. Февральской ночью 1852 года Гоголь сжег свои рукописи, сославшись потом на происки дьявола.

Состояние писателя стало резко ухудшаться. Он перестал принимать пищу. 21 февраля Гоголь умер от истощения. Причины его смерти до сих пор точно не установлены – одни гипотезы говорят об отравлении ртутью, другие – о самоубийстве. Однако версия с намеренным доведением до летального исхода вполне обоснована, если учесть тот факт, что сам Гоголь считал, будто в его теле все органы смещены, а желудок и вовсе расположен «вверх дном». Подобное утверждение на фоне развития шизофрении вполне могло привести к трагическим последствиям.

Фёдор Достоевский

Для творчества Достоевского характерно развитие сюжетных линий при помощи конструкций со словом «вдруг». Это «вдруг» — восприятие мира после эпилептического припадка. Эпилепсия Достоевского носила особый характер. Это была истероэпилепсия. Она характеризуется тем, что её протекание не приводит к деградации личности и основными симптомами является беспорядочное сокращение мышц и крики о помощи.

Ещё одной страстью и проклятием Достоевского была игромания. Висбаден, увековеченный Достоевским под именем Рулетенбурга, в XIX век был одной из туристических Мекк Европы, своеобразным Лас-Вегасом. Достоевский отдал казино 9 лет жизни. В 1865 году он писал Ивану Тургеневу: «Пять дней как я уже в Висбадене, и все проиграл, все дотла, и часы, и даже в отеле должен. Мне гадко и стыдно беспокоить Вас собою. Обращаюсь к Вам как человек и прошу у Вас 100 талеров». Игромания мучила Достоевского. Тяжек для него был и религиозный аспект восприятия этого недуга. Азарт — грех, форма праздности, страсть, православие осуждает это пристрастие.

Творчество Достоевского в высшей мере провокативно. Это является одним из «продающих факторов» его произведений, но в то же время это стало и его «проклятием». За Достоевского «крепко взялись» фрейдисты. Можно даже сказать, что фрейдизм вырос из Достоевского.

Творчество Фёдора Михайловича дало плодотворную почву для развития фрейдистской теории. Мотивы отцеубийства (отца Достоевского убили крепостные), эдипов комплекс, инцестуальные перверсии — всё это легко находится в творчестве Достоевского и, откровенно говоря, мешает чистому восприятию его творчества.

Сергей Есенин

Первой о сумасшествии Сергея Есенина заговорила на весь мир известная американская балерина Айседора Дункан. Она же возила поэта по американским, французским и немецким психиатрам. Увы, лечение не дало результатов.

Как утверждают исследователи жизни творчества Есенина, Сергей Александрович действительно страдал маниакально-депрессивными психозами. Он был одержим манией преследования, внезапные вспышки ярости и неадекватное поведение сменялись состоянием покоя и умиротворения. О есенинских дебошах слагали легенды, якобы, его даже выдворяли из США «за кухонные склоки и драки».

Он крушил мебель, бил посуду и зеркала, оскорблял любого, кто попадался под горячую руку.

Его болезнь развивалась на почве наследственного алкоголизма. За несколько дней до смерти Есенин жаловался на огромную усталость и называл себя «конченным человеком». Он словно искал свою смерть, постоянно повторяя, что ему чертовски всё надоело.

Причем подобная усталость обнаруживалась у него в раннем возрасте, уже в 16 лет он писал, что не знает, жить ему или нет. По официальной версии поэт повесился на трубе парового отопления в гостинице Англетер в Санкт-Петербурге. Интересная статистика: в 339 стихах поэт 400 раз упоминает смерть, конец жизни или рифмует похоронную атрибутику.

Владимир Маяковский

Самой известной фобией Маяковского была мизофобия (mysophobia; греч. mysos — грязь + фобия), навязчивый страх загрязнения или заражения.Поэт принимал изощренные меры, чтобы не подхватить какую-нибудь заразу, никогда не брался за дверные ручки голыми пальцами – просовывал платок или бумажку. Маяковский всегда возил с собой стакан и мыльницу, мыл руки после каждого рукопожатия. В парикмахерской Маяковский требовал полной дезинфекции.

Такая болезненная склонность к чистоте развилась в нём из-за того, что отец Маяковского умер от заражения крови после того, как укололся простой иголкой, сшивая бумаги.

Страх Маяковского был настолько силён, что из-за него у поэта случались судороги.

Маяковский в своём творчестве настойчиво выстраивал собственный образ «глыбы» и могучего человека. Он действительно был высоким и крупным, но в отношении своих сил сильно преувеличивал собственную «маскулинность». Маяковский избегал конфронтаций на уровне физических «разборок», один раз даже открыто отказался от вызова на дуэль.

Страх оказаться слабым преследовал поэта. В стихах и речах Маяковский был Голиафом, но в жизни был человеком достаточно невротичным, Горький очень метко сказал про Маяковского «хулиган от застенчивости». Удивительно, как это сочеталось в одном человеке: с одной стороны – образ буяна, богоборца и драчуна, с другой – закомплексованный и нервный истерик, не переживший своих подростковых страхов.

В своих стихах поэт навязчиво выстраивает образ эдакого грубого мачо. Не надо быть специалистом и посвященным, чтобы в настойчивых жалобах гиганта-самца увидеть перевернутые детские страхи. «Голодным самкам накормим желания, «проститутки, как святыню, на руках понесут» — эти построения слишком демонстративны, слишком громки и слишком нервозны, чтобы означать что-либо иное, кроме тайной неуверенности в себе. А образ отдающейся — неотдающейся женщины (земли, славы, толпы и т. л.) и вовсе не нуждается ни в какой расшифровке.

Эту подростковую неуверенность Маяковского зорко подметил Бенедикт Лившиц, чуть не с первого их знакомства в 13-м году. Уже была написана «Кофта фата»: «Пусть земля кричит, в покое обабившись: «Ты зеленые весны идешь насиловать!» …Женщины, любящие мое мясо, и эта…» . Лившиц, человек наблюдательный и умный, к тому же хорошо знакомый с психоанализом, обратил внимание и на то, как Маяковский распевает стихи Игоря Северянина, тогда еще любимого им поэта, сильно акцентируя первую строчку: «С тех пор, как все мужчины умерли…». Лившиц пишет: «Зачем с такой настойчивостью смаковать перспективу исчезновения всех мужчин на земле? — думал я. Нет ли тут проявления того, что Фрейд назвал Selbst-minderwertigkeit,- сознания, быть может, только временного, собственной малозначительности? Я высказал свою догадку Володе — и попал прямо в цель».

Александр Тиняков

Александр Тиняков — до сих пор поэт, известный только в узких кругах, хотя влияние его на русскую поэзию было значительным. Тиняков был тепло принят петербургским литературным сообществом, был знаком с Ходасевичем, Георгием Ивановым, Борисом Садовским, Мережковским и Гиппиус, его стихи ценил сам Блок. Тиняков был резидентом литературного кафе «Бродячая собака». Псевдоним Одинокий он взял из одноимённого романа Стриндберга, которому Тиняков пытался подражать.

Слог и стиль Тинякова было сложно с кем-то спутать. Имеющий хорошее образование, знающий наизусть целые главы Талмуда, в поэзии он выбрал путь маргинала. Вот его стихотворение 1907 года:

Любо мне, плевку-плевочку,
По канавке грязной мчаться,
То к окурку, то к пушинке
Скользким боком прижиматься.

Пусть с печалью или с гневом
Человеком был я плюнут,
Небо ясно, ветры свежи,
Ветры радость в меня вдунут.

В голубом речном просторе
С волей жажду я обняться,
А пока мне любо — быстро
По канавке грязной мчаться.

В своей автобиографии поэт писал: «Природа, политика, любовь, алкоголь, разврат, мистика — всё это глубоко захватывало меня и неизгладимые следы оставляло в уме и душе».

Тиняков был «проклятым» поэтом русской литературы. В белой горячке попадал в психиатрические больницы, изображал в стихах самые гнусные натуралистические сцены. После чтения книги Тинякова «Ego sum qui sum» Даниил Хармс записал в дневнике: «Стихи надо писать так, что если бросить стихотворением в окно, то стекло разобьётся».

В 1916 Тиняков со скандалом покинул литературные круги Петрограда после того, как выяснилось, что он одновременно сотрудничал в либеральных газетах и в черносотенном издании «Земщина». В «Земщине» поэт опубликовал статью «Русские таланты и жидовские восторги», почти целиком посвященную Есенину: «…его облепили «литераторы с прожидью», нарядили в длинную якобы «русскую» рубаху, обули в «сафьяновые сапожки» и начали таскать с эстрады на эстраду».

В 1926 году Тиняков стал профессиональным нищим. Его деградация описана разными прозаиками. Незабываемы страницы Зощенко, посвящённые грязному, пьяному, оборванному, седому «Т», на груди которого висела картонка с надписью «Подайте бывшему поэту». У него было «собственное» место на углу Невского и Литейного проспектов. В то время Тиняков писал:

Чичерин растерян и Сталин печален,
Осталась от партии кучка развалин.

Стеклова убрали, Зиновьев похерен,
И Троцкий, мерзавец, молчит, лицемерен.

И Крупская смотрит, нахохлившись, чортом,
И заняты все комсомолки абортом.

И Ленин недвижно лежит в мавзолее,
И чувствует Рыков веревку на шее.

В августе 1930 года поэт был арестован и приговорён к трём годам лагерей. Срок отбывал на Соловках, позже был сослан в Саратов. Умер 17 августа 1934 года в Ленинграде.

Велимир Хлебников

Велимир Хлебников — один из самых таинственных и до сих пор неразгаданных поэтов Серебряного века. Друзья называли его «Королем времени», сам же он предпочитал должность «Председателя Земного Шара». По его замыслу, общество Председателей Земного Шара должно управлять всеми делами на нашей планете.

Хлебников даже для своего окружения был необычным. В воспоминаниях Георгия Адамовича есть эпизод, хорошо характеризующий отношение поэтического сообщества к Велимиру. «Помню, Мандельштам, по природе веселый и общительный, о чем-то оживленно говорил, говорил и вдруг, оглянувшись, будто ища кого-то, осекся и сказал: «Нет, я не могу говорить, когда там молчит Хлебников!». А Хлебников находился даже не поблизости, а за стеной, разделявшей подвал на два отделения…»

Хлебников был не только математиком и поэтом, он был ещё и пророком. Он принимал участие в Первой мировой войне, которую сам до этого предсказал. В своём воззвании славянским студентам он писал: «В 1915 году люди пойдут войной и будут свидетелями крушения государства».

В 1916 году в армию призывают и Хлебникова. Военная муштра приводит его в ужас. Он писал, что в запасном полку прошел «ад перевоплощения поэта в лишенное разума животное». Уже через месяц после начала службы поэт написал давнему знакомому Кульбину, который в годы Первой мировой войны был военным врачом-психиатром, письмо с просьбой о помощи. Тот сразу начал действовать и констатировал у Хлебникова «состояние психики, которое никоим образом не признаётся врачами нормальным». Так Хлебников оказался в психиатрической клинике, но избежал верной гибели на фронтее.

Хлебников не мог не предчувствовать и свою смерть. Он писал: «Люди моей задачи часто умирают 37-ми лет». Измученный бытом, дорогами, постоянно полуголодный. Хлебников приежает в Москву из своих странствий на поезде с инвалидами-эпилептиками зимой 1922 года, в одном нижнем белье. Кто-то дарит ему тулуп и он ходит в нем не снимая. «В пугачевском тулупчике я иду по Москве». Его планы об издании рушатся, друзья от него отворачиваются, Маяковский отказывается вернуть рукописи. До его смерти остается меньше полугода.

Пророческие откровения Хлебникова затрагивают не только ближайшее ему время, но и нашу современность. В поэме «Ладомир» поэт писал:

И замки мирового торга,
Где бедности сияют цепи,
С лицом злорадства и восторга
Ты обратишь однажды в пепел…

Как говорится, no comments.

Читайте наши статьи на Дзен

Сообщить об опечатке

Текст, который будет отправлен нашим редакторам: