Самые известные русские звонари

К колоколам на Руси особое отношение: им дают имена, если  колокол раскалывается или разрушается, о нем говорят «погиб». Вспомним 7 самых известных русских звонарей.

Путешественник, сказочник и звонарь Иван Данилов с 70-х годов возрождал колокольную музыку России. Он исполнял традиционные звоны и создавал авторские. Два его цикла «Глубинные звоны» и «Космические звоны» родились в Северном Ледовитом океане, когда он звонил среди льдов. Это было в 90-х годах, когда звонарь с набором колоколов отправился на парусных судах в путешествие. Он давал концерты во многих европейских портах, в Скандинавии и на Аляске.

Плавучей звонницей называли его судна – реконструированные ладью, шхуну, коч XVII- XVIII веков. К сожалению, Иван Данилов умер раньше, чем успел закончить эти циклы. Но известно, что он работал и в архангельской обсерватории, чтобы из наблюдений черпать вдохновение для «Космических звонов».

Одной маленькой планете Солнечной системы даже присвоено имя звонаря Ивана Данилова. Музыку Данилова можно услышать в фильмах «Дым Отечества» и «Россия молодая», а еще в мультфильме по сказкам Бориса Шергина и Сергея Писахова «Архангельские новеллы». Самого же Данилова можно увидеть в фильме «Матвеева радость», где он исполняет роль Устина Бородатого. Там же звучат его звоны. В 80-х годах «Мелодия» выпустила две пластинки Данилова: «Звоны Северные» и «Архангельские колокола».

Сараджев – самый известный русский звонарь, правда, армянского происхождения. Этот человек обладал не только абсолютным и «цветным», но «истинным» слухом, как он сам называл его. Его слух отчетливо воспринимал 1701 звук в пределах октавы. Он слышал звук каждой вещи, камня и человека, даже если тот не произносил ни слова. Каждый драгоценный камень, писал он, имеет свою индивидуальную тональность, и имеет как раз такой цвет, какой соответствует данному строю. Такой же слух, по словам его учеников, был у Пифагора, «владевшего звуковым ключом к раскрытию тайны природы». Сараджев сделал нотную запись 317 звуковых спектров наиболее крупных колоколов всех московских церквей, монастырей и соборов. Эта рукопись хранится в музее Данилова монастыря.

Колокола Сараджева звучали мягко и гармонично, не как звоны, а как музыка. Его даже называли часто колоколистом, а не звонарем. Для написания музыки на колоколах нужны не ноты, а совсем другие способы. Этим, кроме его самого, к сожалению, говорил он, никто не занимается. Колокол, считал музыкант, это – «звуковое дерево» в виде корня, ствола и кроны.

Сараджев совершенствовал методы звона и устройство звонниц и мечтал, чтобы колокола звучали не только в церковной акустике, в которой есть некоторые ограничения. Он был в Гарварде, мечтал о создании концертной звонницы на родине и о трансляциях колокольной музыки на весь мир. Но в 1930 году церковный звон в СССР был запрещен, а концертная звонница так никогда и не была открыта.

Человек, возрождавший звоны по всей России: в Суздале, Луцке, Вологде, Орле, Нижнем Новгороде, Краснодарском крае, Ростове Великом, на Севере и в других местах. Как когда-то М.И. Глинка собирал песни и наигрыши по всей России и из разных их черт создавал собирательный образ, так и В.В. Лоханский, находя по крупицам то, что осталось от русских звонов после запрета на них, создавал собирательный образ русских звонов.

Лоханский – педагог, которого приглашали в самые разные храмы устанавливать звонницы и обучать звонарей. Одна из самых сложных его работ – колокольня собора Петропавловской крепости в Петербурге, где были установлены 15 колоколов весом от 16 килограмм до 5 тонн. Валерий Лоханский обучил колокольному искусству более 500 звонарей.

Однажды, 19 февраля 1867 года, Александр Смагин, подготавливая месячный отчет канцелярии армейского полка, услышал звон на больших колоколах. Звонили плохо. Тогда он отложил все дела, поднялся из-за стола и пошел на колокольню. Взяв веревки в руки, он стал звонить. Через час он получил предложение от церковного старосты Василия Гавриловича Холина обучать звону церковных звонарей, а через месяц — рекрутскую квитанцию, по которой он мог освободиться от военной службы и поступить к Холину. До этого случая Смагин звонил в колокола лишь в детстве, как и многие дети. Его новый начальник оказался чутким к музыке человеком и посылал Смагина учиться звону в Москве, Троице-Сергиевой лавре и Ростове Ярославском.

Свои воззрения на искусство звонить Смагин изложил исследователю Рыбакову. Он много рассуждал об оттенках звонов в зависимости от вида церковной службы, о том, как приближать и удалять звуки колоколов. Для достижения унисона Смагин применял систему вертящихся баклушек, влияющих на оттенки исполнения. Смагин охотно обучал всех желающих, если только намерения их были серьезными, говоря: «Я звон собирал сорок лет, дайте мне теперь его разнести».

Этот человек – протоиерей города Ростова в XIX веке, сделавший очень много для развития колокольного дела. Ростовские звоны – одни из самых известных, а также одни из немногих сохранившихся. И сохранились они благодаря Аристарху Израилеву. Этот человек сделал нотную фиксацию и описание нескольких мелодий звонов соборной звонницы Ростова Великого.

Известен он еще и тем, что изготавливал камертоны, которые соответствовали тонам колоколов (эти камертоны сейчас можно увидеть в музее-заповеднике «Ростовский кремль»). Для изготовления камертонов священнослужитель специально занимался физикой звуковых колебаний. В 1884 году он выпустил книгу, посвященную камертонам и ростовским звонам.

После запрета на колокола, когда звонарская традиция прервалась, именно по записям Аристарха Израилева удалось возродить ростовские звоны. Отец Аристарх вытроил также специальный прибор для определения числа колебаний колокола и выработал подборы тонов, которые должны давать колокола, чтобы их звон всегда оставался гармоничным. Чтобы повысить звук колокола, подтачивался его край, а чтобы понизать, утончались его стенки у их основания.

Василий Максимович Слепнев – ярославский монах, современник Аристарха Израилева. Помнят его как «слепого звонаря». Несмотря на свою слепоту, монах Василий прекрасно звонил в колокола, а также занимался примерно тем же, чем и Израилев в Ростове, правда, без помощи науки, т.к. не был образован. Монаху Василию было поручено обновить звонницу бывшего Спасского монастыря, и он, не робея перед старинными куполами-долгожителями, отбирал необходимые по тону колокола и сам делал деревянные формы, по которым отливались новые. «Старину же седую» он не жалел и порой отправлял переплавлять.

Так Спасская звонница лишилась некоторых «исторических» колоколов, на что не решился в Ростове даже Израилев. Зато строй всего ансамбля колокольни был гармонизирован, и Василий Слепнев говорил: «Я все звоны здесь установил, до меня была нелепость, нелепый звон, не музыкальный, и не согласованный». Эту реплику Слепнева можно найти в очерке В.В. Розанова «Русский Нил».
Усовершенствовал отец Василий и технику работы звонаря. С помощью созданного Слепневым железного привода звон «во вся» смог осуществлять один звонарь вместо двух-трех.

Игумен Михей – известнейший звонарь Троице-Сергиевой лавры, последний из звонарей, учившийся еще у дореволюционных мастеров. Его перезвоны, к счастью, существуют в звукозаписях. В середине 1980-х игумен Михей участвовал в организации звонницы Данилова монастыря и храма Христа Спасителя в Москве. Позиция отца Михея в отношении колокольного звона противоположна позиции Сараджева. Он настаивал на том, что колокол – сакральный, а не музыкальный инструмент, что в него нельзя звонить без мысли о Боге, что звоны неразрывно связаны с верой и не могут быть написаны не для церкви. Мелодического звона, по мнению игумена Михея, не должно быть, уставной православный звон должен быть только ритмическим. Вся суть колокольного звона станет ясна, если хорошо вдуматься в чин освящения кампана.
Имя отца Михея отлито в бронзе на Царь-колоколе Троице-Сергиевой Лавры как знак его высочайшего вклада в возрождение колокольного звона в России.

 

Читайте наши статьи на Дзен