7 известных незаконнорожденных детей российских монархов

Сколько внебрачных детей было у Людовика XIV, историки не могут точно подсчитать до сих пор – слишком уж многочисленным было потомством «короля-солнце». Впрочем, и в России не все было так уж благочестиво: Екатерине II молва приписывает 7 отпрысков, Николаю I – 9, а Александру II – 12, но мы предлагаем вспомнить лишь о самых заметных байстрюках.

Иван Мусин-Пушкин

Как известно, государь Алексей Михайлович в двух браках нажил 16 детей, трое из них – Федор III, Иван V и Петр I – царствовали. Однако существует версия, согласно которой потомство «Тишайшего» этим не ограничивалось. Его внебрачным сыном вполне мог быть будущий сподвижник Петра Великого Иван Мусин-Пушкин, – и это предположение впервые озвучено известным собирателем сплетен о представителях царской фамилии князем Долгоруким. Отец Ивана служил при дворе стольником, а значит, и его супруга, мать Ивана, Ирина могла попасть в поле зрения царя, – об их связи при дворе ходили упорные слухи.

Родился Иван в 1661 году, и в это время еще была жива первая жена царя – Мария Ильинична. Мог ли «Тишайший» прижить сына на стороне, когда за 21 год супружества у него родилось 13 законных детей? Неизвестно. Косвенными подтверждениями знатного происхождения Ивана являются факты: Петр называл его «братцем», в 1710 году наградил графским титулом, через год сделал сенатором, а с 1725 года поручил управление Монетным двором. Существует легенда, по которой Петр по время очередного застолья в попытке разобраться, чей же он сын, указал на Ивана со словами: «Вот этот точно знает, что он – сын моего отца». Сам же Петр был неуверен, ведь в его отцы молва записывала многих – от конюха Мишки Доброва до патриарха Иоакима.

Петр Румянцев-Задунайский

Впрочем, и сам Петр не отличался монашеским поведением. Ему приписывались многочисленные внебрачные дети и на родине, и за границей. О том, что с XVIII века его сыном называли Михаила Ломоносова, – слышали многие, в отличие от версии, что в жилах полководца Петра Румянцева-Задунайского также течет петровская кровь. В его классической биографии в качестве места рождения указана Москва, но существует предположение, что будущий герой России появился на свет в селе Строенцы (Приднестровье), где его мать, графиня Мария Румянцева дожидалась мужа из турецкой командировки по приказу Петра. Якобы и назван мальчик Петром в честь знатного отца.

Правда это или нет, но императрица Елизавета Петровна весьма благоволила «сводному брату» — за известие об Абоском мире царица произвела юного капитана сразу в полковники и сделала графом. Походил на предполагаемого родителя юноша и удалью, ведя разгульную жизнь и во время учебы за границей, и в период службы на родине. Его отец, выдающийся дипломат Александр Иванович Румянцев грозился отречься от наследника и писал, что ему придется «уши зашить», чтобы не слышать о его позорных выходках.

Алексей Бобринский

Вопрос об отцовстве детей Екатерины II по-прежнему мучает историков и библиографов. В мемуарах Александра III есть косвенное подтверждение слухам о том, что Павел I был рожден Екатериной от Сергея Салтыкова. Узнав об этом, Александр якобы перекрестился и воскликнул: «Слава богу, мы русские!» Впрочем, опровержений данной версии существует немало, и один из самых весомых аргументов – характерные западноевропейские гены потомков Павла вряд ли могли быть заложены Салтыковым.

Среди прочих детей особенно выделяется Алексей Бобринский, рожденный в Зимнем дворце от графа Орлова. Само таинство рождения держалось в строжайшем секрете, и сразу после появления на свет мальчик был отдан на воспитание гардеробмейстеру императрицы – Василию Шкурину. В 1781 году Екатерина прислала сыну Алексею письмо, в котором указала на «смутные обстоятельства» его появления на свет и причины, по которым была вынуждена скрыть этот факт: «сильнейшие неприятели» и «желание спасти себя и старшего сына». Правда, существует версия, что царица намеренно оболгала себя, желая досадить старшенькому.

А между тем «свободный брат» Павел после воцарения жаловал родню. Он отменил опалу Алексея (мать разрешила ему приехать в Петербург только единожды – после женитьбы), а во время личной встречи отнесся к «брату», по словам очевидцев, с теплотой. Бобринский получил графа с правом передачи потомкам и наследство своего отца – Григория Орлова. Выдающихся успехов во время службы Алексею Григорьевичу добиться не удалось, зато он положил начало известного рода Бобринских, представителями которого стали впоследствии выдающиеся государственные мужи.

Николай Исаков

В разное время молва приписывала Александру I отцовство в отношении 11 детей, среди которых наиболее ярко выделяется фигура генерала и реформатора военного образования Николая Исакова. Официально его родителями значились придворный учитель верховой езды Василий Исаков и воспитанница Екатерининского института Мария Карачарова. Внешнее сходство Николая с императором рождало немало толков, при этом даже Николай I якобы объяснял эту «похожесть» родством. Существует легенда, по которой Николай запретил Исакову ухаживать за своей дочерью Ольгой по причине того, что молодые люди являлись братом и сестрой.

Николай Исаков сделал блестящую карьеру, не всегда без помощи всесильных родственников. С отличием окончил Императорскую военную академию, прошел Кавказскую войну 1846 года, во время Крымской участвовал в защите Севастополя, дослужился до генеральского чина, а в 1863 году осуществил реформу военно-учебных заведений. По желанию императрицы Марии Александровны возглавил «Красный крест», а по личной инициативе много времени уделял благотворительности.

Федор Трепов

Упорные слухи регулярно превращали санкт-петербургского градоначальника Федора Трепова во внебрачного сына великого князя Николая Павловича – будущего императора Николая I. Поводы для сплетен давало загадочное многомиллионное состояние Федора Федоровича – якобы каждый из его девятерых детей получал ежегодно до 15 тысяч дохода. Правда, другим его «отцом» периодически становился германский император Вильгельм I. Но это всё слухи, а вот то, что столичному градоначальнику положили немыслимое по тем временам жалование, – факт. В год он получал более 18 тысяч рублей, в то время как военный министр Милютин довольствовался лишь 15.

Не давала спокойно спать завистникам и успешная карьера Трепова. В частности, он реформировал полицию города за счет привлечения отставных боевых офицеров, личное мнение о большинстве из которых составил еще во время подавления польского восстания 1863-64 гг. Он первым начал бороться с коррупцией в городской полиции. Запрет на «праздничные подношения» не вызывал восторга у горожан, ведь «благодарить» полицейских было делом привычным. Возможно, именно это отчасти и склонило присяжных к оправданию Веры Засулич, стрелявшей в градоначальника Трепова.

Александр Дембовецкий

Дата рождения одного из самых прогрессивных губернаторов Могилева Александра Дембовецкого не указывалась даже в официальных бумагах. О причинах сегодня остается только гадать. Впрочем, именно этим занимались еще современники Александра Станиславовича, судача о его тайном происхождении и высокопоставленных покровителях. Подпитывало домыслы и то, что занять губернаторское кресло в 30-летнем возрасте было невозможно благодаря собственным талантам, к тому же за все время службы Дембовецкий был осыпан «высочайшими благоволениями» своего «родителя» — Александра II.

В пользу версии – еще один факт. В 1839 году во время вояжа по России император заболел и провел в Могилеве полтора месяца, а предположительно в 1840 году родился Саша Дембовецкий. Дату рождения помогает установить Формулярный список из исторического архива Санкт-Петербурга – в записи от 1893 года стоит упоминание о 53-летнем Александре Дембовецком.

Император лично напутствовал вновь избранного губернатора, поручая ему сделать «всё возможное для восстановления расстроенных дел в Могилевской губернии». И внебрачный сын постарался всеми силами оправдать доверие: уже в первый год руководства он вывел Могилевщину из кризиса, а затем превратил губернию в одну из самых прогрессивных в империи.

Лев Гумилев

Не пощадила жажда сенсации и Николая II, которому приписано отцовство единственного сына Ахматовой. Эту версию высказали известные петербургские исследователи биографии «поэта-рыцаря» Владимир и Наталья Евсевьевы. Первый их довод – современники отмечали «царственное поведение» Ахматовой, хотя сама она всегда говорила, что воспитывалась в «мещанской» семье – якобы она переняла манеру держаться от своего венценосного любовника.

Огромная ставка в доказательной базе родства Льва Гумилева и царя делается на творчество самой Ахматовой. Вспомнить хотя бы «сероглазого короля» – именно «серые лучистые глаза» отмечали многие дипломаты, встречавшиеся с Николаем. Евсевьевы вспомнили и о малоизвестном стихотворении «Смятение» со строками: «А взгляды – как лучи. Я только вздрогнула: этот/Может меня приручить» и «И загадочных, древних ликов/На меня поглядели очи…» По мнению исследователей, мало кто, кроме царя, мог обладать «загадочным древним ликом».

Далее – первые сборники с «беспомощными», по собственному признанию автора, стихами были приняты критикой (кто бы стал распекать женщину с таким покровителем?), но не супругом – Николаем Гумилевым, который полтора года отказывался их печатать в «Цехе поэтов». Евсевьевы утверждают, что «Вечер» и «Четки» имели успех во многом благодаря тому, что вышли в самый разгар отношений Ахматовой и царя, в то время как сборник «Белая стая» 1917 года не был замечен, как и две последующие книги.

Если связь с Блоком Анна Андреевна категорически опровергала, то слухи об отношениях с царем – никогда. При этом известно, что супружеская жизнь Ахматовой и Гумилева не сложилась, и Ахматова писала, что после рождения сына супруги с молчаливого согласия дали друг другу абсолютную свободу.

Где же могли встретиться Гумилев и Ахматова? И на этот вопрос у Евсевьевых есть ответ: из окон своего дома поэтесса могла видеть прогуливающегося по Александровскому парку царя, а так как резиденция была открыта для публики, Анна Андреевна вполне могла подойти к нему и заговорить.

Косвенное подтверждение отцовства Николая найдено и у Эммы Герштейн – известного литературоведа, жившего в одно время с поэтессой. В «Записках об Анне Ахматовой» она писала, что та ненавидела своего «Сероглазого короля», потому что «ее сын был от Короля, а не от мужа». Что послужило причиной подобного высказывания неизвестно, но беспочвенные высказывания вряд ли мог себе позволить исследователь с таким авторитетом. При этом не представлено ни одного исторического документа, подтверждающего царственное происхождение Льва Гумилева.

Читайте наши статьи на Дзен