«Ангельская трапеза»

Рублевская «Троица» – одно из семи чудес России  –  только со второй половины XIX века стала привлекать к себе внимание исследователей. В размышлениях о ней не раз отмечалось, что  действия здесь как будто не происходит. Каждый из ангелов лишь чуть склоняет голову (в отличие от более древних изображений, где средний ангел почти всегда выпрямлен), жесты рук едва намечены. Один из иностранных исследователей «Троицы»  француз Л. Рё (L. Reo) даже написал: «Ангелы забыли о еде…».

Это совсем не так,  ведь «Троица» — не картина! Дело в том, что здесь изображена не обычная, но реальная еда. Обманчивое впечатление об абсолютной символичности трапезы создается, отчасти, из-за плохой сохранности первоначальной живописи. Сколько раз в разных книгах и статьях подчеркивалось, что здесь на столе перед ангелами одна чаша, и больше ничего! Но подробное описание состояния сохранности иконы, сделанное на основании реставрационных протоколов 1918-19 гг., позволяет утверждать: все, что было на столе, кроме чаши, утрачено.

О том, что чаша там была не единственным предметом, ясно говорит первая из дошедших до нас свободная копия (точнее, вариация – «список») рублевской «Троицы». Ее автор — монах Иосифо-Волоколамского монастыря Паисий, написавший ее всего через 70 лет после рублевской  (ныне она – в постоянной экспозиции музея имени Андрея Рублева в Спасо-Андрониковом монастыре). На ней рядом с чашей – два круглых хлеба, точнее, не просто круглых, а составленных каждый  из двух небольших круглых хлебцев. Те, кто часто бывает в храме, ни с чем их не спутает: это просфоры  (по-греч. –  приношение), хлеб, который приносится в храм как поминание за живых и усопших. Кроме них, на столе изображены небольшие треугольные частицы хлеба, которые священник вынимает из просфор во время богослужения, с одновременным произнесением имен поминаемых людей, с помощью небольшого треугольного ножа – «копия». Такую частицу и держит в руке правый от нас ангел на иконе паисиевской «Троицы». Скорее всего, если бы сохранилась желтая скатерть, изначально покрывавшая стол на рублевской иконе,  такие же просфоры и их частицы можно было бы увидеть и на ней. Вот откуда непонятное вначале изображение как будто повисшей руки правого ангела у Рублева!

Жест сложенных «двоеперстно» пальцев среднего и левого ангелов направлен к чаше: это, прежде всего, жест благословения, который всегда используется священником по окончании молитвы перед едой.

Итак, трапеза на иконе  Рублева показана одновременно как обычная еда и как священнодействие. Это часть главного христианского церковного богослужения  – литургии, или евхаристии (по-греч. – благодарение). На ней используется чаша для причастия, стоящая на расширяющей книзу подставке – потир, которая изображена на иконе Рублева, просфоры, да и сам стол  (как уже упоминалось ранее, необычный), который нужен, прежде всего, для нее. Это не только стол для трапезы, но и  трон Царя Небесного – Его «престол».  Кстати, скамьи, на которых сидят ангелы («седалища»), на которых сидят ангелы – тоже своего рода престолы. Это видно по подножиям, на которые поставлены их ноги. Так символически показывается  «царственность и владычественность» ангелов. Об этом же говорят и их посохи – не только страннические, но и царские, что подчеркнуто их изысканной формой и ярко-красным цветом.

Такое представление Рублева об ангельской трапезе поясняет, почему в его иконе нет Авраама, Сарры, слуги, закалывающего тельца. Никогда до него не писали больших икон Св. Троицы,  на которых были бы только ангелы. Но рублевская «Троица» — не сокращенная редакция широко распространенной иконографии, а отдельный, уникальный образ, ничего прямо не иллюстрирующий. Отсутствие на нем других фигур, кроме ангельских, превращает этот сюжет из «Гостеприимства Авраама» в явление Самой Святой Троицы ВСЕМ смотрящим на икону. Авраам и Сарра благодаря такому подходу  становятся уже не хозяевами, принимающими гостей, а гостями на трапезе, приготовленной ангелами.

Но почему изображение на иконе по мере удаления от переднего плана не уменьшается (как, например, уходящая вдаль дорога), а увеличивается? Потому, что точка схода всех линий изображения находится не вдали, на горизонте (как это бывает в картине), а перед ним, как бы в глазу зрителя.

В любой иконе можно найти элементы такой перспективы (ее обычно называют «обратной»). В рублевской «Троице» мы видим их в направленности здания, подножий ангельских сидений и престола к центру переднего плана, а главное – в очевидном развороте фигур ангелов на зрителя, что лишает образ внутренней замкнутости. Его целостность при этом не разрушается, а углубляется. Мы в результате тоже ощущаем себя уже не сторонними наблюдателями, а непосредственными участниками изображенного события.

Кто же они, эти таинственные вестники? Об этом – в заключительной части статьи.

Александр Копировский

Читайте наши статьи на Дзен