Мощи Ярослава Мудрого: как они могли оказаться у американцев
2013-05-23 15:44:45

Светописанный образ

У входа в монастырь святого великомученика Пантелеимона на Святой Горе Афон, слева от святых врат (большая порта) висит фотография большого размера с надписью внизу на русском и греческом языках: «Чудо явления Божией Матери 21.08.1903», снятая на этом месте в последний день раздачи милостыни беднякам-сиромахам череками (черек — турецкая монета). Рядом сооружена сень-часовня, посвященная этому событию, с искусственным фонтанчиком посредине, а с северной стороны ее находится икона, на которой изображена Матерь Божия с булкой хлеба в руках.

________

Раздача милостыни в Русском Пантелеимоновом монастыре была начата собирателем русского монашества на Афоне старцем Иеронимом и заповедана им в неукоснительное исполнение последующим поколениям для привлечения к обители милости Божией.

Когда отец Иероним в1840 г. по приглашению греческих старцев со своей пустынной келлии переселялся на духовничество в Пантелеимонов монастырь, он все запасы, бывшие в келлии, раздал бедным пустынникам, так что две недели всех кормили и угощали. Тем самым старец положил начало милостыни, которая потом обильно изливалась из его щедрых рук. Будучи сам по себе добрым, любвеобильным и милостивым, в раздаче милостыни он видел не только исполнение своих благих намерений, но исполнение воли Божией, определившей Русику питать нищих сиромахов, этих рабов Божиих, молитвами которых, может, и стоит мир.

Обучаясь умно-сердечной молитве, отец Иероним ежегодно, пока это ему позволяло его некрепкое здоровье, весной обходил всю Святую Гору. Посещая пустынников, он собирал от них мед духовный, а им помогал милостыней, так что все они ему были знакомы и приходили к нему в монастырь сотнями, и он знал нужду каждого прежде его прошения. Кому давал чаю, кому сухарей, кому вина и просфор для литургии, кому одежду или облачение священническое для церкви, а у ворот обители всегда был запас сухарей и прочей пищи для тайных подвижников, которые, избегая людей, приходили ночью.

Афонское монашество всегда содержало в себе все виды подвижничества: монастыри, где монахи всем необходимым обеспечены и могут заниматься только тем, что «едино на потребу»; скиты; келлии — отдельные жилища с домовой церковью, где проживало 3—5 человек; каливы — жилища без церкви, но имеющие иногда отдельные комнаты, кавьи, которые сдаются хозяином в наем, под квартиру более бедным монахам за определенную плату. Кавиоты называются еще сиромахами. Живут они своим рукоделием, подрабатывают в монастырях, а большей частью питаются милостыней. Существуют еще и разного рода отшельники.

Отец Иероним знал обо всей этой необеспеченной материально бедноте, которая терпела добровольные злострадания ради Христа, и поэтому многие из сиромахов были велики пред Богом. К некоторым из них старец обращался за молитвенной помощью, и ему давно приходила мысль взять их под свое покровительство, но бедность собственного монастыря, неуплаченные долги вынуждали оставлять это благое желание неисполненным.

Однажды братия разгружали пришедшее из России монастырское судно. Время было позднее, и отец Иероним, жалея братию, распорядился отложить разгрузку до утра. Ночью поднялся шквал, порвал главные снасти судна и посадил его на мель, а до утра буруны разъяренного моря выбрасывали обломки судна на берег. Какое огромное лишение для обители! Через некоторое время приобрели другое судно за 10 тыс. рублей. Нагрузив его пшеницей и прочими продуктами, из Таганрога отправились благополучно, но в проливе Дарданеллы судно наскочило на подводный камень и немедленно пошло ко дну. Братия спаслись на запасных лодках. Многим тогда было возвещено, что гибель судов была попущена от Бога именно за недостаток вспоможения бедным.

Отец Иероним немедля с полным самоотвержением решился тогда поделиться с голодавшими сиромахами последним куском хлеба, для чего еженедельно им стали выдавать сухари, деньги и прочее необходимое для пропитания. И старец не ошибся — из России стала присылаться изобильная милостыня, а вместе с тем и благодать Божия явно содействовала как монастырю, так и русским людям, подающим свою лепту. «Не мы их кормим, а они нас», — говорили отцы со слезами на глазах, видя такое чудо.

О раздаче милостыни очевидец писал так: «В воскресные и праздничные дни бывает громадное стечение народа в монастыре. При сем поражает жалкий вид посетителей, одетых в рубища, полураздетых, изможденных и больных. Сперва я думал, что все эти приходящие бедняки-монахи принадлежат Русику, но впоследствии оказалось, что это различные подвижники Афона. В числе их видишь греков, болгар, молдаван и русских. Всех их кормят за второй трапезой, после которой идут они к келлии духовника отца Иеронима, где им раздается заготовленное заранее подаяние… Приятно смотреть, как преподобный Иероним раздает милостыню. Обыкновенно вся нищета собирается к нему в коридор, который часто не в состоянии вместить всех приходящих. Преподобный старец выходит из своей келлии, приветствуемый почтительными поклонами, и прежде всего обходит всех просителей, а потом уже раздает и вещи. При раздаче присутствуют некоторые из братии, особенно заведующие раздаваемыми вещами. Всякий проситель объясняет свои нужды, и отец Иероним беседует с каждым на его родном языке. Кроме того, он хорошо знает образ жизни всякого просителя, поэтому-то все и обращаются к нему, как к своему отцу и благодетелю, с полною уверенностью, что он им ни в чем и никогда не откажет»[1].

Однажды портарь отец Алипий, старый заслуженный монах, грубо обошелся с сиромахом-пустынником. Свою совесть, тяготившуюся этим, он открыл отцу Иерониму. Старец запретил ему за это святое причащение, заставив долго искать оскорбленного пустынника. И когда отец Алипий отыскал его в Кавсокаливском скиту (два дня ходу от нашего монастыря), привел в монастырь, испросил у него прощение, дал ему необходимую милостыню, тогда только отец Иероним разрешил отцу Алипию причащаться, внушительно сказав: «Помни это». Так высоко старец понимал дело милостыни, раздачу которой он установил несомненно по внушению Божией Матери, пекущейся о Своих насельниках.

В свою монастырскую больницу, кроме своей братии, отец Иероним повелевал принимать всех приходящих: «сиромахов, с бедных келлий, странников проходящих, монахов или же мирских, взяв на то предварительно благословение у кого следует»[2].

Случалось, что больного, который не в состоянии был сам ходить, просто привозили и оставляли у больницы. Таковых также принимали, ибо это «Лазари», как называл их отец Иероним, лежащие при вратах богатых. «Нам через них-то и посылает Господь милостыню в обитель», — говорил старец. На больного, принятого в больницу, старец наставлял смотреть, как на Самого Христа, и всевозможно стараться успокаивать его и не оскорблять. И даже если тот не имеет никакой болезни, но говорит, что больной, то из больницы его не высылать, а утешать и свежею рыбкою угощать (если таковая будет). Может, он больной душевно и скорбит от того.

Когда число русских на Афоне значительно возросло и стало беспокоить греков и патриарх Иоаким официально запретил давать русским келлии и каливы, по воле отца Иеронима в 1882 г. в монастырских владениях был отделен значительный участок земли у морского берега для поселения русских келлиотов и каливитов, теснимых греками, а также для братий монастыря, желавших уединения. На средства монастыря был построен соборный храм для общей молитвы, устроена больница на 20 человек, и пустынь, названная отцом Иеронимом Новой Фиваидой, наполнилась отшельническими каливами. Старцем Иеронимом для новой пустыни был написан строгий устав скитской жизни. Бедные и нищие сиромахи, самые старые и беспомощные, не имевшие где главы подклонить, нашли там себе приют, чтобы только удостоиться помереть в уделе Божией Матери при постоянном попечении и заботе со стороны монастыря.

Одному греческому подвижнику во время нестроения в монастыре явилась Матерь Божия и, указав на причину разлада, сказала: «Обрати внимание, как мудро поступили русские, создав пустынь Новая Фиваида, которая дала приют больным и старым монахам, а также сиромахам, скитавшимся по Афону. Все это возымело дерзновение пред Богом и имеет особое Мое покровительство за милосердие и сострадание к тем, которые отвергались в монастырях». Поэтому, без сомнения, пустынь Новая Фиваида устраивалась также по повелению Божией Матери, по особому Ее внушению отцу Иерониму, который ничего не делал по своей воле.

После смерти отца Иеронима поток благочестивых людей из России, стремившихся к иночеству и желавших во что бы то ни стало жить и умереть на Афоне, все возрастал. Пантелеимонов монастырь в начале ХХ в. был уже настолько переполнен, что до 120 человек вовсе не имели келлий. Общее число братства вместе с находившимися на метохах, на подворьях в России приближалось уже к 2 тысячам.

В таком же положении были и скиты Андреевский и Ильинский. Русские келлии вырастали и превращались в монашеские общежития с числом братства в 100 человек. Пожертвования из России позволяли этим обителям расширяться, строить большие и благолепные храмы, заводить подворья и дома в Константинополе и в разных местах России. Но при всем том число русских сиромахов увеличивалось, Пантелеимонов монастырь и русские скиты могли им помочь только милостыней.

Кроме русских бедняков в числе нуждающиеся были и греки, и болгары, и сербы, и румыны, и молдаване — все они одинаково пользовались милостыней, которая в Пантелеимоновом монастыре установилась как денежное пособие турецкими монетами (череками): раз в неделю выдавалось столько, сколько было необходимо для пропитания до следующей раздачи. При отце Иерониме в 1870-х гг. череки получали только 60 человек, через 10 лет — 160, а в 1903 г. их было уже 700 да еще 300 на Карее, не могущих приходить по болезни, старости и дальности.

В 1886 г., уже после смерти отца Иеронима, иеромонаху Нифонту было такое сонное видение. В его келлию вошла величественная сияющая Жена (конечно, Божия Матерь) и говорит: «Скажи отцу Макарию (игумен Пантелеимонова монастыря в 1875—1889 гг. — Авт.), чтобы не затворяли врата для нищих, ибо у Меня много золота и серебра». Сказавши, стала удаляться из келлии. Он проснулся и как бы ощущал продолжающееся сияние. Усумнившись, он походил по келлии, помолился и опять задремал, и опять то же видение и слова. Он подумал, не вражеское ли это, и опять задремал и в третий раз увидел и услышал то же. Просыпаясь, оба раза снова видел как бы продолжающееся сияние.

Видение это именно отцу Нифонту, а не кому-либо другому было не случайно, а промыслительно. В 1896 г. он был избран по жребию наместником, стал вторым лицом в монастыре после игумена, его преемником, а в 1903 г. по кончине игумена отца Андрей (30 октября) возглавил обитель.

В 1889 г. отошел ко Господу игумен отец Макарий. В своем завещании он чуть ли не дословно повторил слова Божией Матери, сказанные отцу Нифонту: «Врата обители да не затворяются никогда для нищих и убогих и всякого требующего…»[3]

В1895 г., в день памяти святого апостола Андрея Первозванного, небесного покровителя игумена Андрея, собрались по обычаю сиромахи со всей Афонской Горы, чтобы поздравить своего кормильца и благодетеля, а вместе с тем и получить утешение, но милостыни почему-то не было. Властный и видный деятель монастыря эконом отец Павел распорядился не выдавать и вдобавок ко всему объявил, что отныне милостыня прекращается, чтобы больше не приходили. Неожиданная болезнь поразила его и через пять дней он скончался.

Шло время. Материальной нужды монастырь не знал, монахи расслаблялись, сердца их грубели, старческие заповеди постепенно забывались, братолюбие и сострадание уменьшались, себялюбие, жестокосердие и беспечность при полном достатке возрастали. 800 человек сиромахов в неделю уже становились в тягость и начинали об этом поговаривать даже на собрании старших у игумена.

Эллинский национализм со своей стороны, опасаясь «панславизма», стал бояться усиления русского влияния на Афоне из-за милостыни. И вот Господь, чтобы уменьшить вину наших отцов, попустил вмешаться в это дело священному киноту, решение которого оставить без внимания было нельзя.

В1903 г., в августе месяце, из афонского протата на имя игумена Андрея пришло письмо, в котором содержалось нарекание священного кинота Святой Горы относительно милостыни, раздаваемой череками, что она бесполезна, особенно вредна для молодых. Говорилось, что многие злоупотребляют ею, и предлагалось заменить ее другим видом помощи, более целесообразным. В случае неисполнения кинот обещал ходатайствовать пред более высокими властями о прекращении милостыни.

Подобный упрек со стороны греков прозвучал еще во время греко-русской распри 1874—1875 гг. Вожаки возмущения требовали тогда устранить нищих, говоря, что от них больше вреда, нежели спасения. На это отец Иероним отвечал твердо, что он и его единомышленники допустить это считают за грех и боятся Божия наказания. Старец говорил, что если среди нищих и есть неблагонамеренные, то это единицы, и что если и допустить их устранение, то только не русских, имеющих полное право на помощь, текущую из родного отечества.

Наш антипросоп в киноте отец Григорий говорил, что он пытался защитить раздачу милостыни, но его не послушали. Со стороны же монастыря никакого ответа на письмо не последовало.

21 августа на большой порте перед собравшимися сиромахами было прочитано протатское письмо на греческом и русском языках. Многие слушали со скорбью, а некоторые и равнодушно. Стали подходить к портарю отцу Алипию за череками. В это время иеромонах Гавриил снял фотографию на память. Старики шли в лохмотьях, молодых было не так много, может быть несколько десятков, и из-за них-то и должна была прекратиться эта милостыня. Пришли и выпившие, но единицы. Один грек долго говорил отцу Алипию, что чем теперь жить, бранили и протатских антипросопов.

Незадолго до того один сиромаха-пустынник несколько раз видел женщину при раздаче череков, об этом он говорил портарю, хотел было показать, но при последней раздаче ее не оказалось. Когда же проявили фотографию, то впереди колонны бедняков, покидавшей монастырь, «оказалась плачущая женская фигура в монашеском одеянии». «Греческие монахи объясняли, что это Сама Матерь Божия показала, что Она скорбит о бедняках, которых лишили помощи. Фотография эта есть и по сей день во многих монастырях на Афоне»[4].

Такое общеафонское истолкование этого чуда записал Н. Панайоти в своей брошюре «Св. Гора Афон и славяне» (Берн,1963 г.). Также и отец Виссарион (Остапенко), бывший на Афоне в начале 1970-х гг., писал в своих стихах:

 

Получен снимок без обмана —

Он Святогорцев поразил:

Без всякой лжи или тумана

Он Божью Мать изобразил

<…>

Скупых монахов обличала

Своей премудростью такой.

 

Замечательно то, что фотографию сняли при «первой подаче черека», т. е. в самом начале, когда подошел первый человек и впереди еще никого не было.

Н. Панайоти дополняет, что националисты-эллины под воздействием «русофобии» приписывали политике «захвата» широкую благотворительность русских среди греческого населения: «Русские монахи привозили каждую осень в конце XIX и начале ХХ столетия в беднейшие местности Греции — Агиос Николаос, Аг. Никитос, Сикия и другие — запасы пшеницы и безвозмездно раздавали нуждающемуся населению. В Русском монастыре св. вмч. Пантелеимона на Афоне каждый четверг собирались бедняки и получали там нужные им вещи, деньги и пищу. Греки смотрели на это как на пропаганду русского имени. Протат запретил эту раздачу, ссылаясь на то, что некоторые личности употребляют полученные деньги на пьянство»[5]. Протатские греки боялись, что через милостыню русские и вовсе могут завладеть Афоном, и чтобы не допустить того, в Киноте даже ставился вопрос об удалении со Святой Горы кавиотов с помощью полиции.

После этого сиромахи продолжали приходить, но им выдавали только хлеб и сухари и даже не кормили обедом. Игумен отец Андрей, желая выполнить кинотское указание, отвечал сиромахам просто: «Не велено давать вам». Многие сокрушались: чем теперь жить, хоть с Афона уезжай.

Отец Андрей оказал послушание киноту, чтобы оставаться спокойным. И хотя милостыню, по сведениям, все-таки собирались понемногу и в разное время раздавать, тем не менее старческая заповедь, которая была от Бога, оказалась нарушенной.

Отец Андрей в данном случае «в  простоте» своей оказался недальновидным. Отец Иероним также был прост в обращении и всякому доступен. Но он не согласился за послушание принять канонизм, составленный священным кинотом в1875 г. для совместного жительства русских и греков в одном монастыре, как несправедливый и несообразный. Старец готов был делать уступки материальные, но в том, что касалось чести и славы монашества, спасения душ человеческих, он стоял твердо. Он обратился тогда к патриарху при поддержке русского посла в Константинополе, и патриарх вынес справедливое решение. И позднее, когда кинот получил указание патриарха не давать русским келлии и каливы, старец Иероним, защищая от греческих филетических притязаний русских пустынников и отшельников, открыл для них пустынь Новую Фиваиду.

Когда в августе 1903 г. запретили раздачу милостыни, беспокоился по-настоящему о случившемся только на Карее наш антипросоп отец Григорий, тронутый слезами и жалобами сиромахов, досаждавших ему ежедневно. В письме игумену он просил обратить серьезное внимание, что сиромахи за милостыню вопиют до небес, просил принять меры, чтобы восстановить заповедь старцев Иеронима и Макария, иначе обитель постигнет гнев Божий за презрение меньших братий Христовых.

С тех пор помощь беднякам хоть и оказывалась, как выше упоминалось, и деньги негласно и в разное время выдавались, но прежнего внимания и милосердия уже не было. Трудно стало сиромахам добиться допуска в монастырь даже по важному делу, часами нужно было выстаивать на холоде, портари и гостинники как нарочно стали очень грубы. И вообще отмечалось, что в обители у нас стало хуже с тех пор, как «вытолкали Христа». Отец Виссарион пишет:

 

Ее Всещедрою рукою

Гора снабжается всегда

Вином, елеем и мукою,

Своя лишь вкусная вода.

 

И остальное пропитанье

Она Афону подает.

Трудися, инок, без роптанья,

Душа псалмы пускай поет.

Но не послушали монахи,

Не вразумилися сполна,

О чем горюют сиромахи

И вся афонская страна.

 

За три года до отмены милостыни одному из монахов в сонном видении было показано, что ожидает нашу обитель в будущем. Видел он монастырь, в то время переполненный монахами, совершенно запустелым, поросшим тернием и опутанным веревками. Святой великомученик Пантелеимон совместно со святителями Николаем и Митрофаном явились поочередно каждый над своим храмом и после краткого между ними совета сказали: «Потерпим».

Конечно, не за одну только отмену милостыни последовало разорение обители, но за общее отступление от монашеских правил, изложенных в старческих заповедях, как и падение России — за отступление от Бога.

Через десять лет, в1913 г., случилась трагедия, в результате которой резко сократилось число русского монашества на Афоне. Гордость и желание богословствовать одних, стремление при этом захватить власть других, с одной стороны и древние сатанинские замыслы очернить и уничтожить монашество — с другой, соединились и вылились в бунт имябожников. Монахи-молитвенники стали бунтарями. Третья часть монахов монастыря, не захотевших покориться Церкви, вывезена в Россию, молитвенная опора России и ее государя-самодержца поколеблена.

Через год началась мировая война. Все послушники призывного возраста были мобилизованы в русскую армию. Связь с Россией прекратилась. Октябрьская революция окончательно отторгла русских афонцев от родного отечества и лишила всяких надежд на пополнение и помощь оттуда; лишила их денежных сбережений, хранившихся на родине, и подворий; 137 человек, проходивших там послушание, не могли теперь возвратиться обратно.

Привыкшее жить в достатке братство сразу и во всем ощутило нехватку. Старые запасы быстро иссякли. Отсутствие денежных запасов вынудило приступить к займу у греческих монастырей.

Скудость была во всем: и в пище, и в одежде, и в предметах первой необходимости. Основным источником дохода стал лес и метохи на Кассандре и Каламарии. Братия сами много работали на метохах, на огородах, виноградниках, маслинных садах, рубили лес. Экономская служба оказалась неспособной к правильному ведению хозяйства. Все делалось допотопным образом, в результате чего везде терпели убытки: и при заготовке, и при закупке продуктов. Труд братий обогащал греческих купцов, а монастырь получал гроши. Везде была неорганизованность.

И все же, несмотря ни на что, обитель во время войны и после питала хлебом 250 человек пустынников.

Трудное это было время «перестройки» на самостоятельную жизнь без помощи отечества. Лес вскоре оказался вырублен, метохи отобраны греческим правительством, новый закон запретил прием новых насельников в братство негреческих монастырей. Для уплаты долгов начали продавать грекам иконы, облачения, драгоценные вещи, причем по довольно низким ценам довоенного времени. С упадком материальной жизни началось падение и жизни духовной. Люди быстро изнашивались физически и духовно, болели. Старики умирали, молодого пополнения не было.

Снова раздались голоса: беззащитный, лишенный моральной поддержки монастырь Русик сделать греческим. Снова русские монахи стали терпеть притеснения от греков. И снова, как и всегда бывает в таких случаях, стали ближе к Богу, стали надеяться на помощь Свыше, о чем забывается при полном достатке.

Братия видели явный покров Божией Матери во время войны, когда среди грома пушек Афон оставался тихим пристанищем. Знали они о тех бедствиях, которые терпели люди Греции и России в это время, знали об ужасах гонения на Церковь в своем отечестве. Они благодарили Бога и Матерь Божию за свои сравнительно незначительные скорби, смирялись, терпели и каялись, считая себя виновниками за попущенное наказание Божие.

35 лет управлял обителью богомудрый старец игумен отец Мисаил († 1940), на долю которого выпало пережить все это трудное время. Ученик старцев Иеронима и Макария, ревнитель старческого устава, он не видел иного выхода из тяжелого положения, как только в соблюдении обителью своих монашеских обетов, в благоугождении Богу. И Господь не посрамил. В обители снова установился уставной порядок, необходимый для спасения, которое всегда легче совершается в житии скудном, нежели в обеспеченном. О тех временах, достаточно благоприятных для спасения, хорошо сказано в общеизвестных записках преподобного старца Силуана.

Другой очевидец, румынский старец Дионисий († 2004), с восторгом вспоминал русских монахов 1930-х гг. Он их называл настоящими подвижниками. Знал он и старца Силуана, и множество других, подобных ему, кротких, добрых молитвенников, у которых было чему поучиться. «Тогда, — говорил он, — над головой Силуана не было светлого круга, признака святости, внешне он ничем не отличался от других, множество таких монахов было в Пантелеимоновом монастыре».

Это действительно было благоприятное время духовного подъема, когда прежний уклад монастырской жизни, заложенный старцами, еще не был забыт, а пережитые скорби, настоящие лишения, будущая неопределенность положения не позволяли монахам расслабляться. Но, как бы то ни было, братства с каждым годом становилось все меньше и меньше, ежегодно смерть уносила около 25 человек.

При игумене Мисаиле число братий составляло еще 500 человек, а в 1960-х гг. оно сократилось до 20, половина которых были больными, а самый молодой из них достиг 60 лет. В это время, в 1966 г., когда мера испытания уже начинала превышать человеческие силы, пропустили, наконец, из России в пополнение первых четырех монахов. Через два года новое наказание. Случился пожар, который уничтожил значительную часть монастырских построек. Отец Виссарион писал:

 

Неузнаваема обитель

Стоит уныла в наши дни:

По попущению губитель

Навел и скудость, и огни.

Пожары вмиг испепелили

Гостинну, храмы и леса.

Обитель хламом завалили,

Когда горели корпуса.

Об этом было предсказанье

Еще в прошедшие века,

Что не умедлит наказанье,

Беда постигнет велика.

В таком печальном положеньи

Остались наши земляки.

Не описать все в изложеньи —

Не для моей это руки.

 

Да, описать трудно то, что пережили тогда физически беспомощные, но духом и упованием на Бога крепкие люди.

В начале 1990-х гг. в России снова произошел переворот. Оставили коммунизм недостроенным, объявили «перестройку», развалили «Союз нерушимый», разграбили, сделали одних нищими, других миллионерами. Но Церковь получила свободу. Люди, потерявшие свой идеал, смысл и цель в жизни, стали пробуждаться. Выезд за границу стал возможным, и снова на Афон потянулись русские, как богомольцы, так и желающие подвизаться.

Прошло уже больше 100 лет со дня отмены милостыни. Новое правительство России, теперь уже не царское, протянуло руку помощи. Сгоревшие корпуса восстановлены, монастырь приобретает прежний внешний вид. В память о событиях 1903 г. в монастыре написана икона «Светописанный образ», в честь которой освящен и параклис, составлена служба и ежегодно теперь 21 августа (по ст. ст.) совершается всенощное бдение.

Вспоминая то печальное событие, братия и многочисленные пустынники, которые всегда нуждаются в помощи, прославляют и величают Божию Матерь, молятся об исцелении своих сердец от жестокосердия и немилосердия. Просят Царицу Небесную даровать им ту простоту сердечную и братолюбие, которые имел сам отец Иероним и которые царствовали при нем в обители, а через них вернуть и прежнюю милость Божию, былую добрую славу обители. Просят, чтобы богоугодный и душеспасительный порядок, установленный и заповеданный старцами, вновь возродился и таким сохранялся бы до скончания века.

Монах Исихий (Святогорцев)



[1] Арсений, иеромонах. Письма с Афона к новообратившимся из разных сект русского раскола к Православной Церкви // Душеполезное чтение. М., 1884. Ч. 2. С. 200—201.

[2] Великая стража: Жизнь и труды блаженной памяти афонских старцев иеросхимонаха Иеронима и схиархимандрита Макария. М., 2001. С. 528—229.

[3] Цит. по: Дмитриевский А. А. Русские на Афоне. М.; СПб., 2011. С. 363.

[4] Панайоти Н. Св. Гора Афон и славяне. Берн, 1963. С. 22.

[5] Там же.

Читайте наши статьи на Дзен

Сообщить об опечатке

Текст, который будет отправлен нашим редакторам: