Земля укроет их

Какой он, русский человек? Когда на него не давит феодал или захватчик, когда перед ним простор и он ответственен только перед самим собой и памятью о себе. И тут не басни иностранцев и не дворянский взгляд через лорнет помогут. Русский человек оставил по себе зримую память, и от его образа захватывает дух.

Деревянное зодчество Русского Севера – самое удивительное и самобытное, что есть в  нашей стране. Здесь фантазия, канон, архетипы ушедших культур. Это плоть от плоти народа.

У северных храмов не было архитекторов-итальянцев, немецких инженеров — их строил мужик.

Вот, отзвонили колокола в воскресный день, вывалила вся деревня из старой церкви – а крыша-то прохудилась, стены кривые. Почешут голову, скинутся кто лесом, кто рублем – и за два года поставят новую. Так, чтобы со всей округи было радостно смотреть.

Церкви отживали свое, и на их месте строили новые – такие же или лучше. В XIX веке их обшили тесом и покрасили – в белый, красный, голубой, зеленый. Не любили крестьяне черноту и не слушали жалобы на то, что, мол, губите древнее богатство. Это богатство было крестьянским, они им и распоряжались на свой лад… Потом на север пришло «второе крепостное право», и прежней воли, уж, не стало. Когда же закончилось оно, дали колхозникам паспорта — побежали они из родных земель, как с проклятых.

Путешествуешь по северу и всегда слышишь одно: как всей деревней плакали, когда «комиссары» увозили священника, как самый главный деревенский дурак скидывал колокола и как умер его род и ему самому кирпич на голову упал.

Бывают истории дичайшие: скинет такой пылкий коммунист крест с церкви и поставит на могилу матери, для красоты, значит.  Истребив деревенскую интеллигенцию (священника, старорежимных врача и учителя), раскулачив зажиточных крестьян, большевики быстро обратили основную массу в свою веру. И не сумев привить новое глубоко, сгинули сами, оставив в душах и умах выжженное поле.

Север очень тонок – тонкий слой почвы, тонкие нити связывают людей на огромных  пространствах. Пока юг плодит и пышет, легко возрождая погибшее, север будет вздыхать, приходить в себя и с новым упорством браться за многолетний труд возрождения жизни.

Наши маститые современники часто говорят о культуре Русского Севера: «Все пропало, Атлантида утонула». Нет на них русского крестьянина, тот бы объяснил простые законы жизни. Умирает человек – умирает церковь. Родятся новые люди, придут новые времена, встанут новые храмы. Былинный Русский Север уходит в землю, из которой вышел. Это закон жизни, потому что должно подняться нечто новое.

Но как будет здорово, если новая жизнь придет в места, где жива память о прошлом. Если сохранится опыт ошибок и высота достижений. Наши храмы – лучшее напоминание о первом и втором. Их существование – огромная удача. Какой восторг прийти в дряхленькую церковь, вдохнуть ее столетний воздух…

Для северян умирающие деревни, пустые дома – это склепы. Из них уезжают навсегда. Оставляя одежду, мебель, фотографии. Лет пятнадцать назад, на пике интереса столичной публики к псевдорусскому декору, много таких домов-склепов было ограблено, а добыча распродана.

Сейчас во многих крупных селах появились частные музеи быта, но чтобы получить доступ к тонущим в земле «сокровищницам», нужно заслужить непоколебимое доверие местных жителей.

Только после пяти лет работ на Никольской церкви в деревне Гридинской под Вельском нам позволили пройти по домам и собрать коллекцию для музея.

На главной деревенской улице выделили избу, и за каких-то несколько дней мы снесли туда горы доисторического хлама, но среди него такие трогательные письма девушек, уходивших на стройки в города, юношей, ехавших учиться в советские техникумы, удостоверения Союза воинствующих безбожников – как бы фотокарточки истории исхода нашей культуры.

Государство, эксперты, общественники – все и всюду озабочены судьбой северных храмов. Каждый тянет в свою сторону – государству подавай оформления и разрешения, экспертам нужна защита памятников, общественники восторгаются деревянным зодчеством из своих «контактов». И все друг друга ненавидят! Такая — настоящая, живая борьба за храмы Русского Севера.

Северяне, конечно, и не догадываются о таком, а когда рассказываешь им – только пожимают плечами.  Храмы севера – народные памятники. Они стоят того, чтобы их холили и лелеяли, но это не то же самое, что царские палаты. У церквей совсем другой дух. И сама земля не принимает коммерческого подхода – слишком часто отреставрированные церкви горят. Молнии попадают в новенькие громоотводы, и те превращаются в фитили. Отреставрированные по «высочайшему приказу» церкви остаются чужими для деревни, и десятилетиями стоят под замком. Это то, о чем стоит задуматься.

Церкви для людей, а не наоборот. Поэтому всякая работа должна начинаться с вопроса, кто будет делать и для кого, а не что и почем. И здесь наша надежда на людей доброй воли – волонтеров.

Добровольцы из городов отправились на Север в 1980-ые. Кто-то из них стал профессиональным плотником, но большинство раскидали неурядицы следующего десятилетия. С середины 2000-ых на Север пришел новый призыв волонтеров, они жили уже в другой стране, имели больше возможностей, но два десятилетия не прошли бесследно для церквей.

Первый приезд волонтеров в деревню сродни высадке инопланетян. Но скоро люди понимают, что здесь не мошенничество, не ложь, а какой-то загадочный идеализм – спасать чужое, отдавать долги. Не бежать, куда глаза глядят, а драться. Это надежда и знак для многих. Поверив, северяне усаживают пить чай, отдают свой дом, сами приходят работать, не быстро, но из года в год втягиваются, чувствуют уверенность в себе.

Крупнейшее волонтерское движение в России «Общее дело». Оно было создано московским священником Алексеем Яковлевым, и ежегодно организует около 30 экспедиций, ведя в числе противоаварийных работ и реставрацию Ворзогорского погоста.

До севера добираются волонтеры из движения «Реставросъ» при Даниловом монастыре. Одновременно действуют группы волонтеров во главе с опытными участниками движения – Владимиром Птицыным на храмовом комплексе в Сельце, архитектором Андреем Бодэ на часовнях Водлозера.

После пяти лет работ на Никольском храме в деревне Гридинская под Вельском в благотворительный фонд оформилось волонтерское движение «Рождественка».

Чтобы не смешиваться с другими направлениями «Рождественки» — организацией «Бакшевской масляницы», волонтерскими отрядами на Бутовский полигон и туристическими походами, — для фонда взяли новое имя — «Вереница».  Его задача – объединить силы волонтеров и возможности юридического лица по сбору средств.

Современная церковная община – это далеко не одни селяне. Это дачники, это горожане, в свой отпуск приезжающие помочь церкви, это батюшки из других епархий, заезжающие отслужить молебен, хоть раз в год, хоть на кухонном столе вместо алтаря. Такая – тонкая эта северная жизнь, начинается с малого и поднимается долго, но зато потом стоит дремучим бором, течет могучими реками и тянется к небесам удивительными храмами.

Глеб Кузнецов

 

 

 

Читайте наши статьи на Дзен