Место безместья

Если для всего человечества уехать на остров – это желанный способ вырваться из хватки мегаполиса, то для русского человека всё не настолько прозаично. В нашем сознании остров всегда был местом особым, в чем-то парадоксальным.

Например, для уединенного острова в древнерусском языке было слово «безместье». Также оно обозначало «глупость» или «нелепость». Безместьем называли у нас и «Утопию» Томаса Мора. Небывалое и уединенное – вот два слагаемых идеи острова.

Остров отделен от материка, и поэтому это исключительное и самое подходящее место для утопии и антиутопии, чудес и приключений, историй спасения (Валаам), но и каторжной ссылки (Колыма).

Остров Буян, взятый Пушкиным для «Сказки о Царе Салтане»,  как раз такое исключительное место, и править там может только исключительный герой – у Пушкина царь Гвидон, который «растет не по дням, а по часам». Остров стоит пупом, торчит из воды, отсюда и имя острова Буяна: от слов буйный, буять, то есть расти. Сюда же относится и эпитет «святой», этимологически восходящий к словам набухший, возросший. В заговорах: «на море, на Окияне, на высоком». Валаам как «высокая земля» или опять же Пушкинское:

«Море синее кругом, Дуб зеленый над холмом».

А вот остров благочестивых Рахманов из древнерусского «Слова о рахманах» уже место не чудес, а Рая с его неиссякаемыми дарами. Рахманы живут на Островах Блаженных, расположенных в Океане, на краю земли:

«И на том острове… никакие плоды никогда не оскудевают во все времена года, ибо в одном месте цветёт, в другом растёт, а в третьем собирают урожаи».

Остров Борнгольм Карамзина, Островитяне Лескова, Багровый остров Булгакова, Остров Крым Аксенова, каторжный остров Сахалин Чехова или остров Петербург из страны Гипербореев Гумилева как бы продолжают тему загадочного безместья Верна, Стивенсона или Байрона.

Остров созвучен со словами: острый, струя  и острог. Острое ведь тоже иное, небывалое, выступающее: острословие, остроумие, поставить вопрос ребром, острая проблема. «Вещи с остриями опасны, они могут быть заколдованы», –  пишет Флоренский. Также воспринимает эту идею и Битов, сам уроженец Аптекарского острова:

«Остров» и «острог» – едва ли не однокоренные слова. Остров – часть суши, окруженная водой; острог – «всякое поселение было либо острогом, либо городком» (по В. Далю), то есть огороженное частоколом (заостренные бревна) пространство.

Острог – и крепость и тюрьма. Острог, в который попадает герой «Мертвого дома», мыслится недосягаемым островком в океане свободы. С него так же не выбраться, как было не выбраться и Робинзону. Героя выбрасывает на остров, как Робинзона на берег».

На острове все инаковы, и в то же время все одинаковы, достаточно вспомнить смешного чудака Пизонского Лескова или парадокс «все критяне лжецы» критянина Эпименида. То же самое и с метафорой нашего мира как острова – ненавистного острова, воплощенного в образе Лесбоса из «Письма к Амазонке» Цветаевой: «Природа так же ненавидит монастырь, как и остров, к которому прибило голову Орфея. Она карает нас вырождением. Но в монастыре у нас есть Бог, чтобы просить его о помощи, на острове же — только море, чтобы утопиться».

Максим Казаков

Читайте наши статьи на Дзен