Мощи Ярослава Мудрого: как они могли оказаться у американцев
2014-08-13 11:55:04

И Константин берёт монокль…

Константин Чайкин – единственный русский мастер, который входит в Академию независимых часовщиков, создатель мануфактуры, изобретатель – устроил для нас экскурсию по своему производству и рассказал, как в наше время можно стать выдающимся часовых дел мастером и можно ли поднять часовую промышленность в России.

«Разнообразие и сложность его работ отображают глубину культуры, которую он представляет. Особенно впечатляют его указатели времени и дат в различных времяисчеслениях», — Президент Академии независимых часовщиков Филипп Вурц.

Андрей: Как, собственно, мастерства такого можно достичь? Насколько я понял, вы начинали в Санкт-Петербурге то ли как реставратор часов, то ли как простой часовщик – эта деталь не очень ясна в вашей биографии.

Константин: Познакомился я с часами близко только в 2000-ом году, мы с партнером тогда открыли свое небольшое дело – занимались оптовой торговлей часами. Через год появился небольшой магазинчик. В механизмах пришлось разбираться, потому что часы, допустим, проданные ломались, никто починить не мог, и этим занимался я, потом потихонечку начал коллекционировать старинные часы, много читал специальной литературы, и в 2003 году пришла идея сделать самому сложный часовой механизм, полностью его изготовить. Первые часы тяжело дались. Как устроен механизм, я знал, но спроектировать собственный – достаточно сложная задача. Специальных компьютерных программ для часовщиков я тогда не знал, и рисовал в CoralDraw, детали вытачивал на любительских станочках. В общем, в начале 2004 года я сделал свои первые настольные часы.

А: А образование у вас какое?

К: Среднее техническое – радиотехник.

А: То есть руками вы умели уже работать.

К: Да, и в детстве, и в юности я любил что-то мастерить руками, возможности тогда были, как помните. Работа с паяльником тоже требует усердия и кропотливой работы, так что оно пригодилось, конечно.  Но я много и читал, когда учился часы делать. Прочел, по-моему, все, что есть по часовому делу и на русском, и на иностранных языках. И в 2012 году выпустил даже книгу «Часовое дело в России. Мастера и хранители». Мы все знаем, что часы – это Швейцария. А у меня там взгляд с другой стороны, который дает понять, что это не всегда так и что делали у нас фантастические вещи на уровне, а может быть, и выше уровнем некоторых швейцарских, немецких, английских мастеров.

А: А об особенностях именно русских часов, русской традиции часового механизма можно говорить или нет?

К: Начнем с того, что если говорить о широком масштабе, производство часов началось только в первой половине XX века – в 1930-ые годы, когда мы купили 2 американские фабрики, и в Москве основали 1-ый и 2-ой Московские часовые заводы. Говорить о том, что у нас была какая-то глубокая традиция безусловно нельзя. У нас были отдельные личности, и выделить какой-то национальный мотив в отдельных произведениях можно. Например, те же самые знаменитые часы Ивана Петровича Кулибина «Гусиное яйцо», подаренные Екатерине Великой, носили очень разные признаки русской культуры. Это один из немногих примеров.

А: А как же Павел Буре?

К: И «Павел Буре», и «Генри Мозер», строго говоря, часы не производили, потому что детали изготавливали в Швейцарии, и в России их только собирали. Причина точно такая же, по которой в России сейчас собираются автомобили иностранные – совершенно другие пошлины на ввоз деталей в отличие от готового товара, поэтому для оптимизации налогов швейцарцы организовывали здесь сборочное производство под неким брендом – и продавали. Высокоточного массового серийного производства деталей не было. Это когда мы говорим про карманные часы. Но существовало, например, в Шарапово Московской губернии производство настенных часов – ходиков, которое было развито независимо от немецких Шварцваальдских, например. А по более точным: наручным и карманным часам производства не было, и именно в 1930-ые годы по воле Иосифа Виссарионовича было ввезено производство и появилось первое производство в Москве, затем эта история стала распространятся, а дополнительный толчок был после войны, когда вывозились трофейные производства из Германии.

А: И в Угличе тогда появился завод «Звезда».

К: Сейчас он уже не делает собственных механизмов. К сожалению, из 15 часовых заводов, которые были в советские времена – огромная часовая промышленность, мы делили второе место с Японией после Швейцарии по объему — так вот из 15 заводов осталось только 2 производства. Одно в Чистополе. Они производят часы «Командирские» и «Восток» — около 10 000 механизмов в месяц. И Петродворцовый часовой завод «Ракета» — один из самых передовых заводов – они около 3 000 механизмов в год производят, то есть это фактически все, что от производств осталось.

А: Что касается большого количества патентов ваших, получается, что часы настолько живой и открытый организм для того, чтобы в него вносить изменения? Потому что 50 патентов – это же очень много.

К: 50 – это получено, вон там вся стена завешана перед кабинетом, уже некуда вешать. Еще около 20 находится в стадии патентования, около 150 идей, которые нужно еще прорабатывать. Но это отдельная история, отдельная работа, отдельное направление даже моей работы – создавать что-то новое и придумывать что-то новое всегда интересно. Первая заявка на патент в 2005 году была, и заявки мои, кстати, не только в области часовой механики. Например, по альтернативной энергетике, применяемой тоже для часов, по мобильным телефонов.

 

А: И сколько у вас заняло, например, продумывание такого устройства, как указатель Пасхи?

К: Идеи качественные приходят, допустим, раз в два дня или раз в неделю, но задача – не просто обклеить патентами кабинет, как не помню, в каком советском фильме изобретатель патентами туалет обклеил, — самое сложное – потом реализовать в железе. К сожалению, из того, что придумано, реализована пока только 1/10 часть, хотя это тоже неплохой результат. Голубая мечта, конечно, — чтобы все, что придумано, было реализовано при жизни. Едва ли это получится, конечно. Это все очень сложные и дорогие проекты сами по себе.

А: Что касается коммерциализации часового мастерства: хотели бы вы создать массовый бренд – надежный, доступный, красивый?

К: Может быть, не открою для вас секрет, но делать сложные часы в единственном экземпляре технологически проще, чем делать простые часы, но много. Уровень технологической подготовки совершенно другой. Так-то я могу сам сесть за верстак, у меня там будет 3-4 станка – и все от начала до конца сделаю: хоть сложные часы, хоть простые. Но это будет дорого и долго. Потому что я потрачу, скажем, год своей работы. Соответственно, одни часы будут стоить год работы специалиста, не считая всего остального. Для того, чтобы сделать недорогой продукт, его нужно делать крупной, большой серией. Для реализации этого требуется совершенно другое оборудование и пооперационная работа. Должны будут сидеть за часами не один человек, а 100 человек, им еще нужно, допустим, 100 станков, которые стоят совершенно другие деньги. Но тем не менее, у нас сейчас уже, как видите, есть живое воплощение этой идеи. Мы разрабатываем механизм для компании «Ника». У нас были часы дорогие – вот как у меня на руке – прозрачные, стрелки в воздухе висят. Мы сейчас реализовали более доступную конструкцию, которая в 20 раз дешевле, чем эти часы – для более широкого потребителя. Эти проекты сейчас запущены, в том числе с православным календарем. Если первые я сделал коллекционные – дорогие сложные, то эти буду доступны по цене от 8 до 15 тысяч рублей.

А: О! Это интересно.

К: Да, это уже греет душу. Понятно, что здесь уже будет другой объем, и мне это интересно, потому что мои вещи становятся более доступными, их оценивает большее количество людей, а не просто эстеты и профессионалы этого рынка. В целом, честно говоря, создание и проработка более простых идей сложнее, чем более сложных.

А: А почему у вас на английском…

К: Написание бренда? Не кириллицей?

А: Нет, это как раз можно понять, почему. Хотя сейчас кириллица в моде на западе, и к тому же у них буквы «Ч» нет. Я имел ввиду, что блог ваш в ФБ на английском, основной язык сайта – английский. Это потому что большинство ценителей и коллекционеров за рубежом?

К: А если вы заметили, мы еще планируем китайскую и немецкую версии сайта… В России ведь живет всего 140 миллионов человек, хотя понятнее наш продукт российским потребителям. На наши часы за последние пол года количество запросов катастрофически упало. В люксовом сегменте рынка, не важно чем ты торгуешь – дорогими автомобилями или дорогими часами, сейчас очень серьезный провал, так что хотели мы этого или нет – нам приходится ориентироваться.

А: Но я это не в упрек, а просто, чтобы понять: может быть, там люди более изощренные, потому что люди у нас при выборе руководствуются брендом, а у вас бренд совсем молодой, и его оценить действительно может человек, который что-то понимает в часах.

К: Мы же участвуем в международных выставках уже шесть лет. В Базеле, в Англии, в Париже. Занимаем интересные позиции, места. Люди с интересом оценивают наши часы, потому что есть совершенно необычные модели. Например, в прошлом году мы показывали часы «Синема», которые кино механическое показывают, и они вошли в пятерку лучших часов Базеля, а это очень серьезно. Ну, и я считаю, что все идет хорошо, лишь бы хватило терпения.

А: У вас был момент, когда с «Картье» одинаковые часы вышли. Это значит, что друг у друга все-таки подглядывают часовщики?

К: Я могу вам честно сказать «как изобретатель изобретателю», что небезызвестная история с Поповым и Маркони, которые одновременно изобрели радио, прослеживается во всех областях изобретательства не потому что, там, как-то мысли прочитываются друг у друга… У разных изобретателей разные стратегии. Например, Томас Эдисон работал методом перебора вариантов, кто-то мозговым штурмом, у меня свои методики… А, когда вы отслеживаете ситуацию в развитии техники на сегодняшний день, если вы профессионал в этой отрасли, вы можете прогнозировать то, что будет завтра.

А: А вас в русской истории механики, инженерии что-нибудь вдохновляет? Вы же в первую очередь мастер, конструктор.

К: Ну, дизайн я тоже рисую, если честно. И действительно, хочется в работах выделить некую национальную черту. Понятно, что часы Чайкина отличаются от швейцарских, но они всегда разные. В отличие от многих брендов. Допустим, вы посмотрели на часы Breguet и поняли, что это Breguet, не важно, какая там новая модель вышла. Это так называемый ДНК бренда. У нас с одной стороны такого нет, но с другой стороны, может быть то, что мы каждыми новыми часами взрываем мозг журналистам, спецам – и есть наш ДНК. «Колбасит Чайкина» это у них называется. Выделить, что меня что-то конкретное вдохновляет, не могу. Мои выражения формирует общее огромное пространство культуры, поэтому матрешничать я считаю не очень правильно в моем деле. Хочется создавать какие-то вещи изнутри, новые из уже переработанного культурного опыта, а не брать что-то из традиции и копировать.

Читайте наши статьи на Дзен

Сообщить об опечатке

Текст, который будет отправлен нашим редакторам: