Завтрашний день забытых племён

Мода на историческую реконструкцию и возрождение древних религий уже давно шагает по миру, но в России, как всегда, образуются свои уникальные формы любых идей и находятся свои причины их продвижения. Изначально терминологически этнофутуризм, зародившийся, как утверждает большинство исследователей, в 1980-ых у финно-угорских народов,  воспринимался лишь как арт-течение. Идея была в том, что сохранение идентичности народа возможно только на основе самобытной культуры. Однако, на волне культуры нью-эйджа он вырос в целое движение, причём, выглядит оно так безумно, будто бы всё современное искусство было с него безжалостно скопировано.

Природные хипстеры развитого капитализма

Те, кто ещё застал времена докризисного Советского Союза, помнят, как тогда возникла мода принадлежности к малому этносу, чаще всего финно-угорскому – это и были первые последователи этнофутуризма. Был русский мейнстрим и были этакие этнические хипстеры – вепсы, коряки, тувинцы и прочие. Чтобы быть особенными, таким людям не нужно было прикладывать никаких усилий. Они не попадали между молотом и наковальней русско-немецкого конфликта, получали собственные площадки для демонстрации своих культур в общеобразовательных целях и вызывали спокойный интерес. Грянувший распад СССР надолго смешал карты, во главу угла встал вопрос простого выживания и благосостояния регионов. А на сегодняшний день ситуация и вовсе приняла нелепый расклад: мелкие города ещё советской постройки, агонизирующие предприятия, инфраструктуры сомнительного качества – лицо нашей глубинки. То есть, коренные народности застряли в прошлом, и интереса к ним тоже уже нет, а есть предвзятый взгляд как на чужих.

Этнофутуризм vs традиционализм vs фольклоризм

Представим себе трёх людей, абсолютно одинаково одетых в народные костюмы, знающих массу народных песен, обычаев, освоивших приличное количество научной литературы по теме своего этноса. Как их идеи могут быть диаметрально противоположными? Очень просто. Первый из них – традиционалист. И он такой потому, что всё старое это хорошо, а всё новое это бездуховно и суетно. Второй – фольклорист. Он такой, потому что этнолог по образованию и считает, что прошлое забывать нельзя, оно познавательно и полезно современному человеку, народное творчество может быть весьма занимательным досугом. Третий – этнофутурист. Он такой, потому что будущее его региона, а точнее его народа, зависит от того, насколько ярко и радикально он преподаст свою местную культуру. Причём, в этом будущем его народность не потеряет своих оригинальных черт и будет популярной, экзотичной и узнаваемой. Он двигает всё это и в массы, и в тренд.

Субъективные представления сильно тормозят попытки сохранить идентичность локальных культур. Наше военное прошлое до сих пор блокирует развитие расологии, большинство считает её какой-то лженаукой Третьего Рейха, хотя, если отбросить побочные идеи, она не менее безобидна, чем, скажем, океанология и палеонтология. У отдельных представителей наиболее ярких ветвей  угро-финского движения, периодически, проскакивают идеи о том, что русские то ли всё отняли у эрзи, мокши и присных, то ли с роду никакой своей культуры не имели. Возможно, такие заявления на фоне укоренившегося в титульной нации нашей страны этнического радикализма можно и простить.

Откат системы

Беспристрастный научный взгляд относит все наши представления об отсталом и прогрессивном, деградации и развитии к области субъективного мышления. Как бы человек ни стремился к совершенству технологий, полезности хлеба и красочности зрелищ, простые, удобные формы имеют тенденцию возвращаться. Самый глобальный «откат системы», который мы уже не замечаем, это переход от монархии к демократии. Что уж говорить о популярности наивного искусства и минимализма. Уже не рисунок средневекового мальчика Онфима на бересте, но и не картины в полной мере, а внимание захватывает безотказно.

Приставка «-нео» считается чуть ли не ругательной (неоязычество, неомерянство), хотя, в процессе истории всегда возникали и будут возникать моменты возвращения к тем или иным вещам, но на другом временном отрезке, диктующем новые условия существования. Как правило, пост-культура становится надгробным камнем любого подобного начинания, но этнофутуризм стремится сбежать из порочного круга, не внося изменений в суть обрядов, песен, костюмов и сказок, не адаптируя их смысл на современный лад. Оказывается, держаться на плаву таким способом можно ещё очень долго, поскольку запрет на изменения не касается формы подачи. Именно поэтому существует не так много людей, способных до конца досмотреть художественные фильмы об угро-финнах («Овсянки», «Небесные жёны луговых мари»). По крайней мере, культурный шок обеспечен всем смельчакам, которые сейчас поставят их на загрузку. Есть ещё риск ничего не понять, но это уже менее страшно.

Контркультура или тренд?

Естественно считать этнофутуризм контркультурой в эпоху глобализации. Но парадокс состоит в том, что без СМИ он потеряет весь свой запал, ведь это не просто внутреннее явление, эффект должен быть оказан на тех, кто находится именно вне данного этноса и как можно ближе к мировым рупорам. Не будь Интернета, где можно не только увидеть странных людей, пытающихся донести какие-то малопонятные идеи, а ещё и спокойно прочитать, что к чему, вникнуть в тему любым удобным способом, этнофутуристы казались бы очередными сектантами и на них махнули бы рукой.

Критика движения основана, преимущественно, на претензиях к происхождению его членов, ведь перепись населения выдаёт ничтожно малый процент людей, которые не называют себя русскими в России. Откуда тогда столько «мерян»? И вообще, остался ли хоть один настоящий мерянин, или почил полвека назад где-нибудь в Костроме? Этнофутуризм не придаёт большого значения замеру чужих черепов, предпочитая принимать в свои круги любого, кто способен толкнуть в завтрашний день хорошо забытую сказку или яркий древний образ.

Неизвестный большему количеству жителей нашей планеты народ – прекрасный инструмент привлечения внимания, ведь современный человек стремится знать всё. Точнее, не всё подряд, а что-нибудь особенное, чем интересно блеснуть перед достойной публикой. Кроме того, можно в разговоре употреблять ходовые  фразы о безжалостной машине глобализма, маленьком гордом племени, которое кажется диким и отсталым только из-за «всех этих ваших навязанных комплексов», ибо всё естественное и природное правильно. По этой причине русский, украинский или белорусский этнофутуризмы обречены умереть в утробе. Однако, это не значит, что наши традиции не имеют права на завтрашний день. Скажем, год назад совершенно неожиданно в США выпустили ткани с узорами русских тканей XIX-го века, набойка при помощи штампов и «манер» стала популярным в мире хобби, а ведь в нашем искусстве и ремёслах ещё очень много самобытного.

Сложно прогнозировать, что ожидает этнофутуризм. То ли он станет красивой лебединой песней над курганами малых народностей, то ли примет нужный размах, сделав периферию нашей страны самобытным туристическим раем, и продвинет новые полезные общественные идеи, но, по крайней мере, он точно оставит после себя массу доступных источников информации о прошлом самых мирных уголков нашей страны. Были у нас настоящие индейцы в своё время, но Аляску уже не вернуть. Зато, есть свои, прогрессивные, модные и открытые к диалогу.

Читайте наши статьи на Дзен