«Моя не боится — спать не будет!»: какой была «Дикая дивизия»
О бойцах Кавказской туземной конной дивизии во время Первом мировой войны ходили легенды. Австрийцы называли их «дьяволами в мохнатых шапках» и рассказывали, что они едят младенцев. А император Николай II за подвиги прозвал горцев «орлами Кавказа». Сегодня о дивизии, к которой приклеилось прозвище «дикой», тоже вспоминают – как правило, либо делая акцент на недостатках, либо преувеличивая достоинства. При этом все неизменно признают уникальность этого подразделения.
Воевать только добровольно
Кавказ вошёл в состав Российской империи после продолжительной, почти полувековой войны. Однако установившийся во второй половине 1860-х годов мир в регионе был очень хрупким: русофобия среди горцев была сильна, сказывалась и разница в обычаях и традициях. Во многом поэтому выходцев с Кавказа не призывали на военную службу, вместо этого поручив им охрану южных рубежей государства.
Единственную попытку провести мобилизацию среди джигитов власти империи предприняли в 1915 году, в самый разгар Первой мировой войны. Проба закончилась, даже не начавшись: планы чиновников вызвали волнение среди кавказцев, и от них почти сразу было решено отказаться. Зато добровольно на войну горцы шли вполне охотно.
Известно, что ещё в Русско-японскую войну из желающих с Кавказа был составлен особый полк. Он заслужил себе на поле боя достойную славу, и после 1905 года был распущен. Но уже в 1914 году практика повторилась: 23 августа по приказу императора Николая II была сформирована Кавказская туземная конная дивизия – добровольческое армейское соединение, на службу в которое могли поступить жители империи, по закону не подлежащие призыву.
В её составе по этнически-географическому признаку было создано шесть полков: Кабардинский, Дагестанский, Татарский (состоявший преимущественно из азербайджанцев, которых тогда относили к татарам), Чеченский, Черкесский и Ингушский. Штатная численность каждого из них составляла чуть более полутысячи человек: 22 офицера, три военных чиновника и 575 всадников. Однако, по данным историков, количество желающих всегда превышало возможности формирований.
Служба в дивизии была почётной. Отчасти потому, что по приказу императора туземцев возглавил его младший брат, великий князь Михаил Александрович – весьма популярная личность и среди аристократов, и в народе. За ним в подразделение потянулись представители многих знатных родов: Толстые и Воронцовы-Дашковы служили бок о бок с Багратионами, Чавчавадзе, ханами и султанами. Но привлекательным формирование делал и своеобразный уклад, благодаря которому кавказцы считали честью биться за государя.
Не уставом единым
В общей сложности в Кавказской дивизии служили представители более 60 народностей – и у всех них было куда больше общего, чем у бойцов многих других подразделений имперской армии. Преимущественно это были мусульмане, воспитанные в патриархальной семье, где возраст и мудрость значат больше, чем звания и положение. Как и положено на Кавказе, они воплощали собой дух истинной дружбы, братства и взаимовыручки, достоинство для них вовсе не было пустым звуком и ставилось порой выше чинов.
Всё это делало дивизию чем-то невиданным во всей достаточно консервативной машине вооружённых сил. Здесь, особенно на первых порах, не было места армейской дисциплине: горцы отказывались входить в обозную команду, часто пренебрегали званиями и не слушались команд. Храбрость кавказцев иногда приводила к абсурдным ситуациям, когда дежурный менял свой пост на кровать со словами: «Моя не боится, спать будет».
В то же время о неуважении друг к другу не могло быть и речь. Привычный для джигитов уклад играл роль дисциплинирующего фактора, благодаря которому в дивизии сформировалась своя морально-психологическая атмосфера.
«В горцах не было никакого раболепства перед офицерами, они всегда сохраняли собственное достоинство и отнюдь не считали своих офицеров за господ – тем более за высшую расу», — описывал атмосферу в подразделении офицер Ингушского полка, Анатолий Марков. «Уклад был патриархально-семейный, основанный на взаимном уважении, что отнюдь не мешало дисциплине; брани – вообще не было места», — добавляет офицер Кабардинского конного полка, Алексей Арсеньев.
Первым делом – уважение
При этом быть толерантнее приходилось не только самим бойцам, но и офицерам. Командир лишался всякого авторитета в глазах подчинённых, если относился неуважительно к обычаям и тем более религиозным верованиям. Однако, уверял Алексей Арсеньев, в «дивизии таких не было».
Офицеры с пониманием относились тому, что их место в полковых собраниях мог занять рядовой, но уважаемый окружающими и находящийся в почтенном возрасте всадник. Часто они закрывали глаза на то, что к ним не обращались на «вы» — поскольку такого обращения не было у горцев. И лишь изредка разбирательства с командирами возникали из-за того, что кавказцы отдавали честь только офицерам своего полка, и лишь по «усмотрению» — другим.
При этом о «диктате» какой-то определённой традиции речи не шло. Например, в Кабардинском полку был принято правило: если за столом в помещении оказывалось больше мусульман, то все присутствующие, согласно обычаю, оставались в папахах; но если больше оказывалось христиан – то головные уборы снимали.
Кровь от крови
От других армейских подразделений отличало Кавказскую дивизию также наличие между бойцами родственных связей. Так, по воспоминаниям Анатолия Маркова, в Ингушском полку было так много представителей рода Мальсаговых, что при его формировании их даже хотели объединить в отдельную сотню. Более того, нередко горцы шли на службу целыми семьями: например, известен случай, когда на войну вслед за отцом ушёл 12-летний мальчик, Абубакар Джургаев.
Наконец, многих джигитов просто связывало общее прошлое. И это не всегда играло на руку дивизии. Анатолий Марков писал о таком специфическом моменте: осетин, ротмистр Кибиров, в своё время занимавшийся поимкой абрека Зелимхана Харачоевского, убитого в 1913 году, тщательно избегал попадаться на глаза всадникам Чеченского полка, опасался кровной мести, так как в полку служили родственники знаменитого абрека.
Впрочем, при помощи офицеров острые углы джигитам удавалось обходить – при организации батальонов они старались учитывать межличностные и межродовые отношения горцев. Так что на службе это не сказывалось.
Религии отдельное внимание
Несмотря на то, что в дивизию входили, в том числе, представители кавказских народов, исповедующих христианство, до 90 процентов туземцев были мусульманами. Это отражалось на внутреннем укладе.
Исповедующие ислам бойцы постились в месяц Рамадан, совершали намаз в любую погоду и при любой обстановке. Специально для них в каждом полку был свой мулла, который при этом не просто служил культу и разрешал самые сложные конфликты, но и с оружием в руках принимал участие в боях. В историю, в частности, вошли геройство и доблесть муллы Кабардинского полка Алихана Шогенова в битве у села Зарвыница. В ходе неё он, как говорилось в наградном листе, «под сильнейшим пулемётным и ружейным огнём сопровождал наступавшие части полка, своим присутствием и речами повлиял на всадников-магометан, проявивших в этом бою необыкновенную храбрость и взявших в плен 300 венгерских пехотинцев».
Человеком быть обязан
Сегодня Кавказская туземная конная дивизия более известна как «дикая». Этот ярлык к ней приклеился сразу, что, впрочем, практически никак не зависело от поведения горцев.
«Их называли «дикими», потому что на них надеты страшные мохнатые папахи, потому что они завязывают на голове башлыки, как чалмы, и потому, что многие из них — абреки, земляки знаменитого Зелимхана», — писал Илья Толстой, сын великого писателя, бывший во время Первой мировой военным корреспондентом и проведший вместе с дивизией немало времени.
Вместе с тем если бы туземцев на самом деле прозвали «дикими» не за их внешний вид, а за поступки, то это было бы справедливо: с противниками они расправлялись по-настоящему жестоко – рубили головы, пленных не брали. В то же время обычным делом были грабежи покорённых врагов – сказывался принятый у горцев образ войны как похода за добычей. «На ночевках и при всяком удобном случае всадники норовили незаметно отделиться от полка с намерением утащить у жителей все, что плохо лежало», — рассказывал офицер Марков.
С такими «вылазками» начальство дивизии старалось активно бороться, как и с жалобами «на насилия, чинимые нижними чинами дивизии» — применялись меры вплоть до расстрела.
В то же время даже в боевых условиях кавказцы не теряли человечность. «Я жил целый месяц в халупе в центре расположения «диких полков», мне показывали людей, которые на Кавказе прославились тем, что из мести убили нескольких человек, — и что же я видел? Я видел этих убийц, нянчивших и кормящих остатками шашлыка чужих детей, я видел, как полки снимались со своих стоянок и как жители жалели об их уходе, благодарили их за то, что они не только платили, но и помогали своими подаяниями», — вспоминал Илья Толстой.
Плодотворно на бойцов дивизии влияла и сама служба. Постепенно им привились европейские взгляды на войну: они меньше стали воровать, реже – «рубить сплеча». Горцы даже стали более дисциплинированными с армейской точкой зрения. Но их удаль никуда не делась.
За три года, что просуществовала дивизия, службу в ней прошло порядка семи тысяч кавказцев. Почти три с половиной тысячи из них были награждены Георгиевскими крестами и Георгиевскими медалями «За храбрость». Количество же совершённых ими подвигов не поддается подсчёту.
Читайте наши статьи на Дзен
