Эпоха «женовладства»: почему в XVIII веке в России не любили царей-мужчин

Почти весь XVIII век считается эпохой императриц. Потомкам Петра I мужского пола страшно не везло — почти все они умерли очень рано и при загадочных обстоятельствах.

Невезучие цари

Внук Петра I, сын царевича Алексея, Пётр II вступил на престол одиннадцати лет от роду в 1727 году. Не процарствовав и трёх лет, он умер от оспы.

В 1740 году императрица Анна Иоанновна, умирая, завещала престол двухмесячному младенцу Ивану VI, сыну её племянницы Анны Леопольдовны, при регентстве последней. Через год малолетний Иван VI и его мать были низложены дочерью Петра I, Елизаветой. Проведя всю свою жизнь в различных узилищах, Иван VI уже молодым человеком 23 лет от роду был убит в Шлиссельбурге тюремщиками по приказу императрицы Екатерины II.

Двумя годами ранее Екатерина проложила себе дорогу к престолу, свергнув своего мужа, императора Петра III. Через несколько дней по воцарении Екатерины, уже отрёкшийся Пётр III был, тем не менее, убит с ведома и одобрения своей жены.

В 1796 году на престол взошёл сын Екатерины II, Павел. На третий месяц нового, XIX века он был убит заговорщиками. Заговор сложился ещё в XVIII веке.

Незавидной была судьба русских императоров этого столетия. Если не считать не успевших никак проявить себя на троне детей Петра II и Ивана VI, Пётр III и Павел оставили по себе у подданных и особенно в историографии очень недобрую память.

Резким контрастом с ними выглядят оценки императриц Елизаветы Петровны и Екатерины II. Анна Иоанновна в этом им явно уступает. Но то плохое, что было в царствование Анны, как правило, относится не на её счёт, а на счёт её любимца Бирона. То есть виноват опять мужчина. Откуда у современников сложилось такое устойчивое неприятие мужчин во власти?

Этим вопросом, как ни странно, пока не задавался никто из историков. Между тем, вряд ли это случайное совпадение. Сомнительным выглядит, что всё это произошло только из сочетания личных качеств монархов. Тем более, что непредвзятые исторические исследования в последнее время выявляют надуманность многих одиозных черт Петра III и его сына Павла. Налицо явное неприятие тогдашним обществом именно мужчин на троне и предпочтение им женщин.

Это неприятие и инерция «галантного века» были так сильны, что после убийства Павла в 1801 году его жена, Мария Фёдоровна, хотела, по примеру Екатерины II, царствовать сама и не собиралась пускать на трон своего сына Александра. Даже тут решающую роль сыграла женщина – супруга Александра I, Елизавета. Она резко заявила свекрови: «Россия устала от старой немки на троне! Дайте ей насладиться молодым русским царём!»

Происходившее явно напоминает пророчески нарисованную ещё в конце XVII века хорватом Юрием Крижаничем, долгие годы прожившим в России, картину «женовладства». Крижанич рассматривал её теоретически, как одно из возможных зол государства, и вряд ли предполагал, что через полвека она реализуется на практике в той стране, которую он считал надеждой славянства. Даже для преодоления сложившейся традиции «женовладства», как видим, потребовалось опять же властное вмешательство женщины!

Боязнь «нового Петра Великого»

Первое объяснение, которое приходит на ум – неоднозначная память о Петре I. Хотя после его смерти и создавался его культ как великого преобразователя, но русская аристократия явно предпочитала любить мёртвого Петра, чем иметь над собой нового живого продолжателя его дела. Слишком памятны были крутые расправы Петра над неугодными, его военно-походный стиль управления, его старания уравнять всех перед лицом царя и открыть дорогу к чинам и почестям талантливым в ущерб знатным и родовитым. А аристократия, даже новая, выпестованная Петром, хотела жить спокойно, мирно и благополучно пользоваться своими привилегиями.

Страх перед «новым Петром» был не пустым. Если посмотреть на действия Петра III и Павла, можно углядеть в них попытки подражать царю-преобразователю. Оба несчастных монарха лично занимались военными делами, старались приучить придворных к казарменному распорядку, оба были довольно демократичными в обращении и грубы с теми, кто им не нравился.

Так, Петра III обвиняли в том, что он «якшается с лакеями». Дело в том, что этот царь разрешил личный доступ к себе с жалобами представителям любых сословий. Первое государственное распоряжение, которое сделала Екатерина, свергнув своего мужа, — установила строгий порядок высочайших аудиенций только через свою личную канцелярию. Затем она вообще отменила право подавать челобитные на имя монарха всем сословиям, кроме дворян.

Павел отменил ряд важнейших привилегий дворянства, установленных Екатериной, и, в частности, свободу от телесных наказаний. Тем самым Павел как бы уравнял перед своим лицом дворян и другие сословия. Уравнял он их, конечно, грубовато, принизив высших, а не возвысив низших, но в общем-то это было как раз в духе Петра Великого.

Кроме того, Павел резко взялся за восстановление дисциплины среди офицеров гвардии, распустившихся в екатерининское время. Павел ограничил отпуска офицерам, но одновременно впервые ввёл отпуска для нижних чинов. Заодно он впервые попытался ограничить крепостное право, издав указ, по которому помещики не имели права заставлять крепостных крестьян работать на барщине больше трёх дней в неделю. Весь этот «казарменный демократизм» был не по душе аристократам.

В царствование же Елизаветы Петровны и особенно Екатерины Великой в России резко усилилось крепостное право, одновременно ослабла ответственность дворян как по государственной службе, так и за обращение с нижестоящими. Всему этому способствовал фаворитизм, ставший стабильным явлением при женщинах-императрицах. Потакание распущенности нравилось большинству российских дворян, и они слагали оды царицам, при которых верхушке общества стала доступной «вольность».

Всё это, конечно, только предположение. Нужны специальные исследования для объяснения этого феномена. Но вряд ли случайно, что из 72 лет между смертью Петра I и воцарением Павла (1725-1796) 68 лет Россией правили женщины. И именно за эти годы пышным цветом расцвели крепостное право, коррупция в государственном аппарате, лесть и очковтирательство власть предержащим.

Читайте наши статьи на Дзен