«Кровь кипятком бежит»: что было настоящей причиной смерти Юрия Хоя
На надгробной плите Хоя (Юрия Клинских) высечены строчки из песни «Life»: «В жизни я встречал друзей и врагов. В жизни много всего перевидал. Сердце тело моё жгло, ветер волосы трепал, но я смысла жизни так и не узнал…» Он жил, как умел, и рано ушел, став иконой русского панка.
Одни считают, что феномен популярности Хоя и его группы «Сектор газа» в точном попадании в дух эпохи, хотя сам музыкант вряд ли стремился угадать потребности публики, истосковавшейся по свободе, граничащей со вседозволенностью. Он сам признавался – делаю то, что нравится. Да, поначалу было много «панкухи», протеста, вызова, нецензурной лексики, но потом – всё больше попыток спеть про то, что по-настоящему близко потерянному поколению 90-х.
Другие убеждены, что песни Хоя живы до сих пор из-за простоты и понятности. В статье о поэтике «Сектора Газа» Михаил Осокин пишет, что идеальный текст для песни – простой и запоминающийся (типа «Гусь-гуси! – Га-га-га! – Есть хотите? Да-да-да!). Да и откуда было взяться сложности и вымученной философии в песнях Хоя? «Академиев он не кончал». После школы, где значился в числе твердых троечников, пошел на завод. Затем – в армию. После демобилизации работал гаишником, фрезеровщиком и оператором станка с ЧПУ в родном Воронеже. А написание стихов и музыки без соответствующего образования долгое время считал лишь безобидным хобби, некой отдушиной, которая помогала выстоять в годы перестроечной лихорадки.
Журналисты называли песни Хоя «настоящими народными», сравнивая с подлинным фольклором. Отчасти и потому, что в песнях «Сектора газа» много перепетых частушек и пародий на народные песни. Лишь один из многочисленных примеров из песни «Мумия»: «Схватил он с яростью за груди тётю Груню,/И на спине их резко в узел завязал» (пародия на городской романс «Вот и верь после этого людям…»).
Вырос Хой в одном из неблагополучных районов Воронежа, которые местные называли Сектором газа. Многочисленные промышленные предприятия день за днем отравляли воздух, воду, почву. «Не поет здесь соловей,/Он, задохнувшись, сдох», – пел Хой. Считалось: если дожил в воронежском Секторе газа до сорока – считай, подфартило. Хой в список счастливчиков не попал: он не дожил до 36.
Да, песни Хоя были простыми и понятными, а вот причины смерти – нет. Вечером 4 июля он должен был дописывать новый клип на песню «Ночь страха», но уже с утра почувствовал боли. Как рассказывала его гражданская жена Ольга Самарина, «бегал по квартире» и всё повторял, что «кровь кипятком бежит и обжигает вены». Выпил аспирина, который «кровь разжижает». Но когда заехали к одному из приятелей, состояние Хоя резко ухудшилось: он свернулся калачиком и начал «качаться из стороны в сторону». «Скорая» приехала только после пятого вызова. По официальной версии причиной смерти молодого мужчины стал сердечный приступ.
Сочинять Хой начал еще в школе, но позднее неохотно вспоминал о первом опыте, называя «стишки дешевыми» и одновременно признавая, что тематика с возрастом кардинально не изменилась.
Как подмечает Осокин, нередко стихосложение превращалось для Хоя в «измывательство над чужими текстами». Отец музыканта, Николай Митрофанович, который, будучи инженером авиационного завода, сам увлекался поэзией и даже пытался публиковаться, вспоминал, как в 9 классе Юра попробовал освоить гекзаметр – стихотворный размер античной поэзии. Так родилось подражание Гомеру: «Встала она (мать) и сварила мне щей ароматных./Щи те подобны нектару, которым питалися боги». И образ матери, и любимых щей встретятся позднее в песне «Ночь перед Рождеством»: «Кидай больше овощей, не могу я жить без щей…»
В творчестве Хоя угадывается и явный закос под Высоцкого (Лето), и щедрые заимствования из шансона (Шестиструнная подруга), и отсылки к гоголевским «Вечерам на хуторе близ Диканьки» (Нас ждут из темноты), и восхищение мрачными лермонтовскими балладами, Дракулой Стокера и хоррор-текстами Стивена Кинга.
Привлекал публику и в 90-е, и сегодня хоррор, которым изобиловало творчество Хоя. Декаденская страсть к ужастикам, вампирам, смерти захватила Юрия еще в детстве, когда он впервые прочел гоголевского «Вия» и посмотрел одноименный фильм с Варлей и Куравлевым. На протяжении всей жизни он собрал обширную библиотеку хоррор-книг. В одном из интервью Хой признавался: «Да, люблю я это дело! Скупил всю «чернушную» литературу в магазинах!»
И в каждом альбоме «Сектора газа» есть хотя бы одна мистическая песня: «Сумасшедший труп» («Сектор газа»), «Утопленник» («Колхозный панк»), «Укус вампира» и «Злая ночь» («Танцы после порева»), «Вальпургиева ночь» («Наркологический университет миллионов») и т.д.
Интересно, что песня «Укус вампира» стала пророческой. В ней Хой описал собственное предсмертное состояние: «Я не знаю, что случилось,/Но трясёт меня, и жарко в груди./Я не знаю, что случилось,/Но мне кажется, что смерть впереди».
Явно прослеживается и навязчивый лейтмотив творчества Хоя – желание породниться с нечистью, и как вариация – братание с покойниками: «Моя бабка – племянница Антихриста, моя бабка – сестра Бабы-Яги» или «Эй, вурдалаки, за вас я тоже пью!»
Не обошла творчество Хоя и тема Апокалипсиса. Впервые она появляется в «Злой ночи» (альбом «Танцы после порева») в образе кровавой луны: «Злая ночь, сегодня точно злая ночь,/И светит нам кровавая луна,/Сегодня нам с кентами не до сна». В последний раз – в образе освобождающегося Дьявола в альбоме «Восставший из ада». Хой умирает в 2000 – мистическом Миллениуме, приход которого предвещал Конец Света.
Неоднократно Хой транслирует в текстах и жажду дожить до рассвета, которой был одержим Хома Брут из гоголевского «Вия». Одна из вариаций – в хоррор-рэпе «Ночь страха»: «Знаю, до рассвета уже нам не дожить,/ Осталось только Бога нам в последний час просить:/Спаси, Отец небесный! – кричим мы в темноте,/Наша плоть досталась демонам,/Но душу отдаем Тебе!»
Тема скорой смерти, ухода от реальной жизни, антитеза свои-чужие вообще характерна для советского рока, но Хой противопоставляет не неформалов и обывателей, а мир живых (людей) и царство мертвых (вампиров). И если для большинства коллег по цеху спасением было забытье и уход в «свой мир» (алкоголизм, наркотики), то в алкоголизме персонажей Хоя никакого социального подтекста нет.
Одной из версий причин раннего ухода 35-летнего Хоя из жизни было чрезмерное употребление алкоголя и пристрастия к наркотикам, которые на фоне гепатита С разрушили организм музыканта. Сам он якобы считал, что для творчества в день нужно выпивать не меньше литра водки, и с 23 лет не мог вспомнить ни одного трезвого дня. Фатально следуя панковскому «Все мы скоро сдохнем», Хой и с приходом болезни не отказывался от того, что любил: продолжал много работать, выпивать и, несмотря на строжайшую диету, горстями ел шоколад.
Официально «Сектор газа» играл панк-рок, но лидер увлекался и тяжелым роком, и рэпом, и славянским фолком, предлагая относиться к песням с долей иронии. Хой считал, что проводит «своеобразную терапию»: тычет мордой в грязь, чтобы люди научились признавать свои пороки. При этом признавал, что и «сам не ангел».
Песни Хоя не крутили по радио, клипы – не показывали по ТВ, зато пиратские кассеты в ларьках разлетались как горячие пирожки. Долгое время Юрий Клинских не давал интервью, подогревая интерес публики, которая гадала: как же выглядит Хой. Это позволило многочисленным клонам «Сектора газа» гастролировать по всей стране.
Как вспоминает в книге Владимира Тихомирова «Хой! Эпитафия рок-раздолбаю» отец Юрия, его сын один раз побывал на таком концерте, но смог спокойно усидеть на месте и попытался разоблачить шарлатанов. Но был ими так избит, что провел три недели в больнице. Его били минут десять. Пинали лежачего ногами. Отбили всё. И как считает отец, это и стало причиной смерти Юрия.
Фанаты же винили в смерти Хоя его сожительницу – Ольгу Самарину. Она якобы подсадила Хоя на наркотики, употребление которых привело к гепатиту С и неожиданной смерти. Сама же Ольга винила в смерти Галину – официальную жену Юрия, с которой он познакомился еще до армии. По словам Самариной, Галина увлекалась черной магией и попросила бабку-колдунью наложить на Юрия заговор на смерть, если тот не расстанется с московской любовницей.