Крепостная графиня: как актриса изменила жизнь дворянина
Первый биограф Прасковьи Жемчуговой Пётр Безсонов в 1872 году жаловался, что собирать свидетельства о ней трудно, так как заботливые руки родственников, не любивших вспоминать историю женитьбы графа Шереметева на крепостной, «тщательно изъяли всё», что могло напомнить об их светлой и печальной любви. Но девиз на гербе графа гласил Deus conservat omnia, что значило «Бог сохраняет все», сохранил он и эту историю.
В середине XVIII века у русских дворян появилось новое развлечение — собственный театр, по всей России их было не менее двух сотен — в Москве, в Санкт-Петербурге, в Нижнем Новгороде, в Орле; был такой театр и у графа Петра Шереметева.
Ясноглазая девочка
Как к ним в дом попала крепостная ясноглазая девочка из семьи пьющего кузнеца Ковалёва, не совсем ясно. По одной из версий её из жалости забрала в дом приживалка Шереметевых, княгиня Марфа Долгорукая, которую ребёнок развлекал пением. В этих комнатах Прасковья научилась танцам, этикету, иностранным языкам и игре на клавесине.
После смерти покровительницы был риск, что девочку отошлют в деревню, но тут вмешался случай: из Европы вернулся сын графа Николай. Вдохновленный встречей с самим Моцартом, он рьяно взялся за отцовский театр и тут же заметил певческий талант 12-летней Параши. Ей дали звучный псевдоним и отправили на подмостки, граф всерьёз надеялся сделать из неё приму.
Так и вышло: дебютировав в роли служанки в опере Гретри, она вскоре начала блистать на сцене. В 13 лет Жемчугова играла Лизу в опере Монсиньи «Дезертир», а спустя четыре года роль Элианы в опере Гретри «Самнитские браки» сделала её знаменитой.
Прасковья расцвела — её природная красота, бархатный, нежный голос, изысканные манеры не оставили графу никаких шансов. Он был влюблен, и в 19 лет Прасковья стала фавориткой Николая. В письме к другу граф писал, что без ума от Прасковьи и женится только на ней.
Бросил пить ради крепостной
Слава театра Шереметевых и Жемчуговой разнеслась по России. В 1787 году на оперу в усадьбу Кусково приезжала сама императрица Екатерина Великая и даже одарила крепостную алмазным перстнем с царской руки. Всё это не меняло положения Прасковьи — она по-прежнему оставалась крепостной.
Не было бы счастья да несчастье помогло: через год умер граф Петр Шереметев, оставив Николая наследником громадного состояния, только крепостных у него было 200 000 — население целого города. Молодой граф ударился в тяжелый русский разгул, сорил деньгами, пил безудержно. Да и некому его было останавливать, никто не решался спорить с ним; никто, кроме Прасковьи.
Теперь можно лишь догадываться, к каким уловкам она прибегала, сколько сил потратила, чтобы вразумить графа, по каким храмам ходила, чтобы отмолить его у Бога; в двадцать лет ей пришлось самой взять на себя руководство театром. К счастью, опомнившийся граф не только бросил пить, но и в полной мере оценил усилия Параши.
Невозможный брак
Он поселил её в Кусково и сам поселился там; их счастье отравляла лишь молва. Подумать о том, чтобы немедленно жениться на Прасковье и вывести её в свет как жену, граф не мог – его бы прокляли: крепостная, да ещё и актриса! Да такую даже хоронили за церковной оградой, словно самоубийцу. Его и так пытались объявить сумасшедшим, смеялись и тыкали пальцами, грозились отравить Жемчугову. От переживаний Николай заболел, но после выздоровления любимую не оставил и начал думать о свадьбе, его не остановил даже туберкулез, открывшийся у Прасковьи.
Сначала он построил для неё во дворце Останкино театр. Машины для сцены были заказаны в Париже, её глубина позволяла устраивать батальные сцены, за считанные минуты зрительный зал превращался в бальный. Театр был открыт в 1795 году оперой «Взятие Измаила», и на его сцене Прасковья Жемчугова сыграла самые блистательные роли, в последний раз взойдя на подмостки в 1797 году, петь дальше ей не позволила болезнь.
После 17 лет совместной жизни
Жениться на любимой, дав ей сначала вольную, граф решился лишь через 17 лет совместной жизни, в 1798 году в возрасте 47 лет, по негласному соизволению императора Павла и при явной поддержке митрополита Платона, который благословил брак графа с крепостной актрисой, справедливо рассудив, что эти двое уж точно любят друг друга.
К чести Прасковьи Ивановны, она сделала все, чтобы загладить грехи юности, занималась благотворительностью, раздавала деньги монастырям и приютам, одаривала нищих, по ее уговорам граф начал строить больницу для бедных – Странноприимный дом (сейчас НИИ Склифософского).
Венчание прошло тайно московском храме Симеона Столпника на Поварской улице, затем новобрачные уехали домой на скромное торжество. По слухам, графу пришлась слегка подделать бумаги, объявив Прасковью внучкой польского дворянина, попавшего в плен.
Казалось бы, их ждала долгая и полная взаимной любви жизнь, у ног Прасковьи было все: богатство, имения, слава, граф готовился к тому, чтобы вывести жену в свет, но человек предполагает, а Бог располагает.
В возрасте 34 лет, подарив мужу наследника Дмитрия, графиня умерла через три недели после родов. Все это время она была в бреду и боялась, что их брак не признают, и что ребёнок будет бастардом. Граф не отходил от кровати, держал её за руки и ласково убеждал, что все будет хорошо.
Он пережил жену всего на пять лет, но за это время добился, чтобы император Александр признал сына Дмитрия законным наследником. Очевидцы вспоминали, что хоронили графа очень просто: деньги на богатое погребение он велел раздать бедным. В завещании он написал сыну: «В жизни у меня было всё…. Но ни в чем я не нашел упокоения. Помни же, жизнь быстротечна, и лишь благие дела мы можем взять с собой за двери гроба».
Граф Дмитрий Николаевич Шереметев продолжил дело отца, взяв под неусыпный контроль множество приходов, богаделен, приютов и больниц. Особой его в заботой всегда пользовались певчие — в память о матери.
Читайте наши статьи на Дзен