«Отделаться девкой»: какому зверю русские приносили жертвы в лесу
Кто не знает русскую сказку «Маша и медведь»? Сюжет о том, как девочка с помощью хитрости убежала от медведя, выглядит безобидным, но его реальная историческая подоплёка весьма зловещая. С глубокой древности в лесах Восточной Европы устраивались «медвежьи свадьбы», когда девушек приводили на растерзание косолапому хищнику. Последний подобный случай был описан в советской прессе уже после Октябрьской революции.
Брак с медведем
Медведь, могучий хозяин лесов, воспринимался на Руси как «резервуар» плодородия. По свидетельству этнографов, крестьянки, страдавшие бесплодием, старались пролезть между ног дрессированного медведя, чтобы в будущем зачать ребёнка.
Со времён неолита многие народы северной Евразии почитали медведя в качестве тотемного животного. Фольклорные сюжеты о браке женщины и медведя зафиксированы у айнов, орочей и других тунгусо-маньчжурских народов на Дальнем Востоке. Удэгейские женщины передавали друг другу по наследству коробку, в которой лежал бакулюм – кость фаллоса медведя-«предка». На Русской равнине песню о девушке, ставшей женой медведя, распевала мордва. Народ коми почитал богатыря Кудым-Оша, рождённого колдуньей от медвежьего семени. Аналогичные герои фольклора, имевшие отцов-медведей, имелись также у аварцев и кумыков.
Мотив «медвежьей свадьбы» сохранился и в восточнославянском фольклоре. Это не только сказка «Маша и медведь», которая может считаться скорее сказкой о первобытной инициации (молодая девушка попадала в мужской дом «медвежьего» клана). Брак с медведем описан в разных вариантах русской сказки о богатыре Иване – Медвежье ушко, где женщина становится женой медведя и рожает ему сына. Медведи-женихи есть и в других сказках («Медведь и три сестры», «Животные-зятья»). Характерно, что героини в итоге сбегают от мужа-зверя.
В Сибири и на Камчатке рассказывали истории о похищении медведями женщин для сожительства как якобы о вполне реальных, о чём писала этнограф Анна Попова.
Девушка – жертва
Брак с тотемным предком был в действительности завуалированным обрядом жертвоприношения зверю, который встречался в самых разных регионах Земли. Специалист по криминологии Александр Плешаков считает данный обряд «одной из самых первых и древних форм этнозоологического насилия». Отголоски этого обычая присутствуют в легенде о Минотавре и в европейских сказаниях о драконе, которому приносили в жертву принцессу.
В естественной первобытной кровавой форме подобный «брак» этнографы зафиксировали на острове Тимор в Малайском архипелаге, где священным животным считается гребнистый крокодил. Девушку-девственницу наряжали как невесту и сажали на берегу реки на «священный камень». Если жертву утаскивал крокодил, считалось, что она стала женой рептилии. Церемонии такого рода проводились по случаю коронации местных правителей, предком которых, по легенде, был крокодил. По другим данным, «свадьба с крокодилом» осуществлялась ежегодно.
Художественный образ, позволяющий представить переживания жертвы подобного обряда, создал Николай Гумилёв в стихотворении «Невеста льва», основанном на африканском материале.
Инцидент в Вороньем Поле
Жертвоприношения хищникам в большинстве регионов мира исчезли уже в седой древности. С распространением патриархата, пришедшего на смену матриархату, люди перестали верить в брак с тотемным животным. Характерно, что в русских сказках нет уважительного отношения к женихам-медведям. Христианизация славянских и финно-угорских племён искоренила остававшиеся у них пережитки тотемизма.
Но в экстренных случаях крестьяне, предположительно, практиковали кровавый обычай даже в новейшие времена. В 1925 году писатель Николай Брыкин опубликовал в газете «Ленинградская правда» (№190) заметку «Медвежья свадьба». В ней рассказывалось о происшествии в деревне Воронье поле, Олонецкой губернии. Речь идёт, видимо, о деревне Варишпельда (ныне территория Пудожского района, Карелии), название которой переводится с вепсского языка как «воронье поле».
По версии Брыкина, местные селяне, страдая от засилья медведей, истреблявших домашний скот, собрали совет стариков. Те посоветовали поступить по древнему обычаю – «девкой отделаться». Селяне полагали, что получив в жертву «самую раскрасавицу», хозяин леса оставит их в покое. Жребий стать невестой медведя выпал некой Насте. Её нарядили в платье невесты и поволокли в лес к «суженому», несмотря на отчаянное сопротивление. Девушка так крепко цеплялась ногами за землю, что после неё оставалось две дорожки. Невесту медведя крестьяне привязали у медвежьего лога. Напутственные слова ей были такими:
«Не осуди, Настюшка. Ублажай медведюшек. Заступись за нас, кормилица, не дай лютой смертью изойти».
Когда изверги покинули жертву, оставив её в одиночестве, Настя сумела вырваться из пут и добралась до соседнего села. Впоследствии на допросе старики деревни Воронье поле объясняли, что обрядные медвежьи свадьбы проводились в этих местах «исстари», чтобы «медведя ублажить». Были ли эти обряды русскими или карельскими по происхождению, не уточнялось.
А может быть это «фейк»?
Неизвестно, насколько данная «жареная новость» соответствовала действительности. У неё есть признаки фальсификации. Дело в том, что словосочетание «Медвежья свадьба» было на слуху в СССР в середине 1920-х годов. Так называлась мистическая пьеса наркома Анатолия Луначарского, по которой в 1925 году сняли одноименный фильм. Поэтому не исключено, что писатель Брыкин выдумал собственный сюжет на знакомую ему тему.
Однако известный этнограф Лев Штернберг отнёсся к описанному событию как к реальному факту:
«Как это ни покажется невероятным, тем не менее подобные жертвоприношения практикуются до настоящего времени в глухих местах нашей собственной страны», — восклицал Штернберг в книге «Первобытная религия в свете этнографии».
Более поздние учёные, как, например, доктор филологических наук Неонила Криничная, также не подвергали сомнению, что до начала XX века «в одной из северно-русских деревень» сохранялся пережиток, основанный на вере в брак между человеком и животным.
