Теория трех штилей: как Михаил Ломоносов «перекроил» русский язык

Русский язык, которым в наши дни владеют приблизительно 260 миллионов человек в разных уголках планеты, за свою историю претерпел несколько значительных преобразований. Каждая  реформа, преследуя благие намерения, всё же не обходилась без негативных последствий, и имела как защитников, так и ярых противников.

Ломоносовский слог

Первые серьёзные изменения в норму литературного русского языка и системы стихосложения внёс учёный Михаил Ломоносов. Стремясь упорядочить основы письменного языка и придать ему завершённую форму, он пытался выпестовать новое из симбиоза народной речи и уходившего в прошлое церковно-славянского языка, богатого абстрактным интеллектуальным лексиконом.

Отказавшись от заграничных схем стихосложения, Ломоносов, тем не менее, ввёл в российский оборот множество слов германского происхождения. Его монографии по горной промышленности пестрят названиями металлов и профессиональными терминами, взятыми из немецкого языка. Оттуда же, кстати, были переняты им основы для составления синтаксиса русского литературного языка с непривычным для него расположением глагола-сказуемого в конце предложения: «Благополучна Россия, что единым языком едину веру исповедует, и единою благочестивейшею самодержицею управляется…»

Михаил Ломоносов в сочинении «Рассуждение о пользе книг церковных в российском языке» разработал теорию трех штилей (стилей). Согласно этой концепции к «высокому» стилю относились слова с одинаковым успехом употребляемые как в церковнославянской, так и в простонародной речи, к «посредственному» стилю — слова малоупотребительные в обыденности, но знакомые каждому грамотному человеку, а к «низкому» стилю — лексемы, присутствующие только в народной речи.

Первым стилем он советовал писать оды и ораторские речи, трагедии и героические эпосы, вторым – дружеские сочинения, сатирические произведения, драмы и элегии, а третьим – только комедийные работы от басен до скоморошных спектаклей.

Однако не все одобряли деятельность Ломоносова на лингвистическом поприще. В частности, избавителя русской речи от тяжёлых архаизмов церковного языка серьёзно критиковал Александр Пушкин, упрекая Михаила Васильевича в излишней высокопарности и надутости слога, намеренном отстранении от народности и порче русской словесности.

Выброшенные буквы

Спустя год после Октябрьской революции власти советской страны решили провести языковую реформу и приняли декрет «О введении новой орфографии», отменявший старорежимные правила написания и произношения определённого пласта слов. Согласно нововведению из русского алфавита были исключены три буквы Ѣ (ять), Ѳ (фита), І («и десятеричное»), которые уступили своё место литерам Е, Ф и И.

Бороться против присутствия этих букв в печатных изданиях большевики стали радикальными методами, помимо оповещения людей о том, что эти знаки вышли из обращения, они ещё практиковали визиты в типографии, где попросту изымали запрещённые литеры.

К слову в этой схватке против букв невинной жертвой стал твёрдый знак, в старину именовавшийся «ер». В результате орфографической реформы литера Ъ перестала красоваться в конце каждого слова, заканчивавшегося на согласную, однако продолжала своё существование как разделительный знак. Но когда борцы за чистоту языка занялись конфискацией ненужных больше букв под раздачу попал и Ъ, который в некоторых печатных изданиях какое-то время заменялся апострофом.

Автор «Орфографического словаря» Владимир Лопатин отмечал, что хотя в общественном сознании прочно закрепилось мнение, что большевики провели эту реформу орфографии, желая хоть как-то модифицировать алфавит, применявшийся при царской власти, на самом деле модернизация письменности была задумана задолго до их прихода к власти.

Впервые избавиться от ятя хотел в XVIII веке поэт Василий Тредиаковский, который не видел существенной разницы между ней и буквой Е. Потом к этой теме обращался император Николай I, но дальше всех пошёл Николай II, при чьём правлении был составлен проект орфографической реформы, которая способствовала бы упрощению русского языка и повышению уровня грамотности среди населения.

Претворив жизнь императорскую идею, большевики одномоментно убили сразу нескольких зайцев: смену власти подкрепили нововведениями в алфавите, а параллельно с этим предали забвению огромный пласт литературы написанной на церковно-славянском языке, таким образом, разрывая связи с царским прошлым.

Взяв в руки старую книгу, пестрящую символами старого строя Ѣ, Ѳ, І, среднестатистический пролетарий с большим трудом мог распознать написанный текст, в то время как все пропагандистские издания выходили в печать в «нормальном, современном» формате.

Противники данной лингвистической реформы заявляли, что она привела к примитивизации русского языка. Философ Иван Ильин иронично обзывал советское правописание «кривописанием», а будущий академик Дмитрий Лихачёв отсидел 5 лет на Соловках, за то, что осмелился раскритиковать нововведения, приведшие, по его мнению, к культурному дефолту.

Аббревиатуры

Филолог Лидия Малыгина считала преступным явлением засорение русского языка аббревиатурами и всевозможными сокращениями, произошедшее в советскую эпоху.

Стремительный темп развития коммунистического государства, отражался и на русском языке, который помимо серии новых слов, появившихся вместе с запуском новых сфер деятельности, «обогатился» массой сложносокращенных слов. Аббревиатуры стали символом быстрых изменений, при их написании и произношении экономилось время, при этом они звучали кратко, энергично и резко. Негативное отношение к засилью аббревиатур выражал глашатай революции Владимир Маяковский, который писал в стихотворении «Прозаседавшиеся»: «Пришел товарищ Иван Ваныч?» — «На заседании А-бе-ве-ге-де-е-жезе-кома».

Переименование

В послереволюционный период русский язык, ставший официальным языком СССР, охватила волна переименований – подавляющее число «монархических понятий» были заменены на пролетарские аналоги. По мнению лингвиста Льва Скворцова, это делалось из желания стереть связь с прошлым и создать иллюзию постоянного развития нового строя, по этой причине губернии превращались в области, коллегии — в совнаркомы, а полицейские — в милиционеров. Совсем иной смысл в русской лексике приобрело слово «красный», которое стало символом цвета знамени революции, и практически перестало ассоциироваться с прежним понятием «красивый».

Заимствования

Учёные Лев Щерба и Лев Якубинский считали, что революция нанесла русскому языку серьёзную рану: «Язык стал крайне небрежен, неряшлив и стал пестрить иностранными словами и оборотами больше, чем это было раньше».

В то же время филолог Владимир Пахомов отмечал, что заимствованные слова всегда проникали в русский язык, их всплеск приходился на периоды принятия христианства и ордынского захвата, на времена петровских реформ и увлечения Францией, на эпохи Мировых воин XX века и развития интернет-коммуникации XXI века.

Читайте наши статьи на Дзен