Пойти на жертву
Странно, но отечественный кинематограф никогда не эксплуатировал тему, которая для Руси была ключевой: тему конца света; «Жертвоприношение», пожалуй, единственное отечественное кино об Апокалипсисе.
Для каждого есть свой собственный Апокалипсис. Если в понимании Голливуда конец света – нечто непременно географически масштабное, где роль отдельного человека непременно затушевывается, а его личная жертва ничего не значит, то для Тарковского, как носителя русской культуры, драма отдельной души – и есть самое масштабное событие, а готовность пойти на жертву – главнейшая ценность, в особенности, когда никакого конца света нет и в помине.
Фильм-завещание Андрея Тарковского «Жертвоприношение» был снят, как и предыдущая его картина, «Ностальгия», за границей. Но от этого эти два важнейших фильма не перестали быть истинно русскими, даже напротив, мотивы чужбины только усиливают нужные акценты.
В качестве грядущей роковой опасности режиссёр берет уже несколько потускневшую для нас атомную войну, но, конечно, как и везде у Тарковского, причина не так важна, это лишь повод, водрузив камеру на глобальный этаж, снимать с него микроуровень душевных метаний и геометрию отношений героев.
Впервые у Тарковского героем становится не нищий («Сталкер»), не одинокий иностранец («Ностальгия»), а известный журналист, критик, актер в прошлом и писатель, словом, человек из хорошего общества. Александр собирается праздновать свой день рождения, на который помимо богатых подарков получает и самый важный и ужасный подарок, который он «ждал всю свою жизнь» – сообщение о грядущей катастрофе. Как и в «Сталкере», в какой-то момент становится ясно, что дальше фильм будет разворачиваться на территории его души.
Еле уловимым намеком выступает поздравительная телеграмма, присланная Александру от актеров, когда-то игравших с ним в «Идиоте» и «Ричарде III». Как остроумно заметила однажды критик Майя Туровская, герой фильма испытал свою душу абсолютным злом (Ричард III) и абсолютным добром (князь Мышкин) – эти два образа «стоят в преддверии его судьбы».
Другой подарок – альбом с репродукциями русских икон. «Какая удивительная утонченность, какая мудрость, и какая чисто детская невинность! И все это утрачено! Теперь мы уже не умеем молиться», – размышляет Александр. Иконы в его руках – намек на Богородицу. В двух последних фильмах Тарковского на женщину возложено бремя спасения. В «Жертвоприношении» таковы бедная служанка Мария и фигура, стоящая в центре картины Леонардо «Поклонение волхвов», то тут, то там появляющаяся в кадре.
Так как же можно спастись? Этот путь, несколько странный на первый взгляд, Александру открывает его друг Отто: «Ты должен пойти к Марии и спать с ней…Ты разве не хочешь, чтобы все это закончилось?.. Это правда, святая правда… А разве есть другой выход? Альтернатива? Ее нет».
Кинематографическое пространство «Жертвоприношения» переполнено не только культурными ценностями, но и психическими состояниями. Апокалиптические видения и сны – едва ли не любимые приемы Тарковского, начиная еще с «Иванова детства». Однажды Александр просыпается и понимает, что никакой катастрофы нет, это всего лишь дурной сон. Однако он готов исполнить свою миссию…
В картине есть и еще один первостепенный герой. Он недвижим и безмолвен, но для творчества Тарковского невероятно важен. Это дом. Дом, начиная с «Соляриса», – живое пространство, он хранит память, ведет счет времени через свои предметы, заключает в своих стенах важные воспоминания. В «Жертвоприношении» же дом ничего не помнит, он слишком нов, совпадает с возрастом родившегося в нём Малыша. Он элегантен, опрятен, вещи в нем не подвержены влиянию времени – в конце концов, в финале картины он просто сгорает как спичка с легкой подачи Александра. Александр мечтал о собственном рае, месте, в котором можно спрятаться от мира, эгоистически защитить себя и свою семью перед лицом зла. Но там нет самого главного: человеческого тепла, так сильно изменявшего, например, даже самое убогое жилище в «Сталкере».
Однажды уже упоминавшаяся нами Туровская заметила, что Тарковский невероятно труден, но не потому что он снимает что-то непонятное, просто его кино некомфортабельно и постоянно требует от зрителя ответного действия с приставкой со-: сопереживания, сопонимания. Когда в финале «Ностальгии» герой Янковского несет свечу через пустой бассейн, это выглядит настораживающе, только каким-то шестым чувством можно уловить, что так он несет «свет человеков». Как говорил сам режиссер, поступок, который совершает Александр в финале «Жертвоприношения», абсурден и смешон с точки зрения тех, кто остается на поверхностном уровне: «В первую очередь и прежде всего меня интересует тот, кто готов пожертвовать собственным положением и собственным именем, независимо от того, совершена ли эта жертва во имя духовных принципов или чтобы помочь ближнему…такой шаг – полная противоположность врожденному эгоизму «нормальной» логики».
Максим Казаков
Читайте наши статьи на Дзен
