«Милый Августин»: почему песня из древности несет страшный смысл
История знает немало мистических совпадений, которые заставляют задуматься о связи времен и событий. Одно из них связано с беззаботной австрийской песенкой, которая, по злой иронии судьбы, стала звуковым символом двух страшнейших эпидемий бубонной чумы.
Пьяный бард и «черная смерть»
В 1678–1679 годах Вена, как и вся Европа, стонала от «черной смерти». Именно в этот мрачный период, согласно городской легенде, и появилась знаменитая песенка «Ах, мой милый Августин» (Ah, du lieber Augustin).
Её героем стал реальный человек — музыкант и завсегдатай кабаков Августин, чья смерть от алкогольного отравления в 35 лет была зафиксирована в церковных книгах Вены. Народная молва, однако, даровала ему куда более фантастическую биографию. По преданию, однажды, напившись до беспамятства, Августин заснул на улице. Команда могильщиков, собиравшая трупы, приняла его за очередную жертву чумы и сбросила в общую братскую могилу.
Придя в себя среди разлагающихся тел, потрясенный бард не растерялся и запел — так на свет появилась жизнеутверждающая, несмотря на мрачный текст, песня о том, что «всё пропало, осталось только лечь в могилу». Удивительно, но после такого контакта с заразой Августин остался жив. Горожане решили, что его спас алкоголь, буквально пропитавший тело, и ринулись в кабаки, пытаясь спастись от чумы весельем и выпивкой.
Известный историк и писатель, Сергей Нечаев, в своей книге «Вена. История. Легенды. Предания» (Москва, 2010 год издания) указал, насколько чудовищной была эпидемия. Вся жизнь города превратилась в нескончаемую череду повозок с мертвецами.
«В 1678-1679 годах в Вене свирепствовала бубонная чума. В результате страшная болезнь погубила от 70 000 до 120 000 человек – почти треть городского населения», – написал Сергей Нечаев.
Впрочем, «черной смертью» во второй половине XVII века была охвачена вся Европа. Вспышки инфекции возникали в разных городах Германии, Голландии, Британии, Франции и ряда других стран.
Мелодия курантов
Специалист по истории российской столицы, Клара Маштакова, в книге «Легенды и были Кремля. Записки» (Москва, 2009 год издания) отметила, что самые первые часы на Спасской башне были установлены еще в XVI веке. Впоследствии, по заказу Петра I Алексеевича, из Амстердама были привезены новые часы, огромный механизм установил кузнец Никифор Яковлев с командой помощников. Московские куранты впервые пробили 9 октября 1706 года.
«После опустошительного пожара 1717 года часы остановились. Во времена Екатерины II их обнаружили в подвалах Кремлевского дворца, отреставрировали и пустили», – рассказала читателям своей книги Клара Маштакова.
В 1767 году в Москву прибыл немецкий инженер Фатц (его имя в достоверных исторических документах не сохранилось). Вместе с русским мастером-часовщиком Иваном Полянским иностранный специалист трудился над сложным механизмом в течение трех лет. Когда работа была окончена, в 1770 году в столице России зазвучала мелодия песни «Ах, мой милый Августин», которая была популярна в то время в Германии. А главное, это произведение нравилось немецкому инженеру Фатцу.
Впоследствии куранты Спасской башни играли несколько известных мелодий, отражавших ту или иную политическую эпоху. Так, в середине XIX века, после реконструкции, часовой механизм начал попеременно исполнять два произведения: гимн «Коль славен наш Господь в Сионе» (композитор Дмитрий Бортнянский) и марш лейб-гвардии Преображенского полка (автор музыки неизвестен).
После Октябрьской революции репертуар курантов сменился на песню «Вы жертвою пали в борьбе роковой…» (композитор Александр Варламов) и знаменитый «Интернационал» (Пьер Дегейтер).
В 90-е годы ХХ века снова произошла переоценка ценностей. И со Спасской башни полились сразу две мелодии Михаила Глинки: «Славься» из оперы «Иван Сусанин» и «Патриотическая песня», которая в 1993-2000 годах являлась официальным гимном России. Впоследствии она была удалена из репертуара курантов, сменившись мелодией бывшего гимна СССР, которую написал Александр Александров.
Эпидемия в Москве
Поразительно, но как только над столицей России раздалась мелодия народной австрийской песни, повествующей о чуме и могилах, в белокаменную пришла «черная смерть».
Автор книги «Популярная история медицины» (Москва, 2003 год издания), Елена Грицак, написала: «В царствование Екатерины II эпидемия чумы, которую тогда называли «моровая язва», уменьшила население Москвы более чем наполовину. Инфекция пришла в 1769 году с юго-запада, из захваченной русскими крепости Юра в Валахии, где имелись больные чумой. Через зараженные трофеи чума распространилась далее на север и в 1770 году дошла до Москвы. Летом 1771 года в городе ежедневно умирало от 600 до 1000 человек».
«Купальники запрещены»: чем немецкие бани шокируют русских
Эти драматические события вошли в историю под названием «Чумной бунт». Жители российской столицы, не имеющие представления о мерах борьбы с инфекцией, приняли в штыки все указы властей. Люди отказывались хоронить своих покойных родственников за пределами города в общих ямах, укрывали заболевших от докторов, продолжали совершать религиозные обряды, распространявшие заразу. Особенно этому способствовало массовое скопление народа у чудотворной иконы Богоматери, висевшей на Варварских воротах Китай-города, где собирались страждущие исцеления москвичи.
Толпу возмутило указание московского архиепископа Амвросия (Зертис-Каменского) снять и спрятать чудотворный образ, началась стихийная акция протеста.
Ситуацию спасло вмешательство графа Григория Орлова, опального фаворита императрицы. Он организовал госпиталь, с помощью наемников сумел очистить улицы Москвы от мертвецов, а имущество и дома семей, умерших от чумы, приказал сжечь. «Черная смерть» постепенно отступила к ноябрю 1771 года.
Не исключено, что песня «Ах, мой милый Августин», сопровождавшая сразу две эпидемии, никак мистически не связана с бубонной чумой. Об этом свидетельствует хотя бы тот факт, что вспышка заболевания возникла еще в 1769 году на территории современной Румынии, где проходили ожесточенные сражения очередной русско-турецкой войны. А ведь тогда московские куранты еще молчали.
