Так-то оно так

С «ну» не начинать; «вот» не заканчивать; в разговоре не мычать, не «акать», не запинаться; избегать чрезмерных «-то», «-ка», «же». Сложно сказать, когда такие рекомендации в пользу «чистой и красивой» речи начали раздавать направо и налево, но избавиться от этих маленьких словечек, не несущих, казалось бы, никакого значения, невероятно сложно: для русского человека это равносильно потере дара речи.

Это не существительные, не глаголы, не прилагательные, а предлоги, частицы и союзы, которых, в великом и могучем огромное множество. Их положение странно: с одной стороны, они наводняют русскую речь, с другой, – их толкование отсутствует в самых серьёзных учебниках, поэтому любой иностранец, дерзнувший изучить русский, узнаёт о них в последнюю очередь; а когда узнает, немало удивляется их назначению. Возьмём, к примеру, словечко «ведь». Предложение «ты ведь туда уже ходил» оказывается в чём-то ярче и выигрышнее, чем простое «ты туда уже ходил», словно «ведь» добавляет к фразе нечто очень важное.

Если разузнать у филологов (а про словечко «ведь» написана не одна серьёзная статья), то оно будет значить примерно следующее: ты знаешь, что и я знаю, что ты туда ходил, но, наверное, ты об этом забыл, а я хочу тебе напомнить об этом, при этом я удивляюсь, что ты это забыл, потому что ты об этом должен был помнить…

Иными словами, «ведь» – это своеобразное напоминание адресату, что он должен извлечь из своей памяти нечто потерянное. Но всё равно, даже такое объяснение не в силах раскрыть весь букет смысловых оттенков этого незначительного словца. К «ведь» относятся намного терпимее, нежели к «ну». Последнее вообще приравнивается к коровьему мычанию и полудикому немотствованию. А ведь с «ну» в нашей устной речи начинается чуть не каждое третье предложение. Говорящий раздумывает, из многих вариантов он выбирает что-то одно, но, выбрав, так до конца не одобряет свой выбор, оставляя его как бы временным. «Ну» это слово-взвешивание. Хотя иногда это и слово-смягчение: «ну не надо быть таким упрямым» или наоборот, слово-усиление: «ну это ты преувеличил».

Иностранцу понять такой ход мысли решительно невозможно, а переводчика такие обороты могут поставить в тупик. Если в немецком, итальянском и отчасти французском языках таких слов вроде бы хватает, то в английском их до отчаяния мало, вот почему переводы наших классиков на английский всегда выглядели немного «flat» – плоскими, если не сказать «слюнявыми». Взять, к примеру, вот этот пассаж из «Анны Каренины»:

– «Пятеро компот делают (это значило компост) четверо овёс пересыпают; как бы не тронулся, Константин Дмитрич.» Левин очень хорошо знал, что «как бы не тронулся» значило, что семенной английский овёс уже испортили.

«Five are making compote (which meant compost), «four are shifting the oats for fear of a touch of mildew, Konstantin Dmitrievitch.» Levin knew very well that «a touch of mildew» meant that his English seed oats were already ruined.

Если перевести дословно: «Левин хорошо знал, что «тронулся плесенью» значило, что его английский овёс уже пропал». Помимо некоторого смысла из перевода  уходит вся ирония этой фразы, ведь Толстой тонко замечает, что смягчённое крестьянское «как бы еще не…» в переводе на барский всегда значило катастрофическое «уже точно…».

Иногда маленькие частицы сбиваются в настоящих монстров и образуют конструкции типа «вот только-только», «ну раз так», «так-то оно так, да вот…», перед которыми другие языки уже пасуют.

Ударение и интонация для частиц чрезвычайно важны – от этого зависит смысл всей фразы. Здесь остаётся только удивляться, как русский человек может точно ответить на вопрос, не сказав особо ничего:

– Как здоровье?

– Ну та́к…

– Да ты настоящий мастер!

– Ну´ так!

– Как тебе фильм?

– Очень даже ничего.

Последняя реплика для строгого логического мышления полная катастрофа. А стоит немного поиграть со словами, как «очень даже ничего» превращается в «вот вообще ни о чём», то есть положительный отзыв становится отрицательным.

Впрочем, когда нет умения говорить, маленькие частицы не помощники. Вспомним, кто питал к ним особое пристрастие? Это был гоголевский Акакий Акакиевич. Не откажем себе в удовольствии процитировать «Шинель», из которой, как говорится, все мы вышли: «Нужно сказать, – пишет Гоголь, – что Акакий Акакиевич изъяснялся большею частью предлогами, наречиями и, наконец, такими частицами, которые решительно не имеют никакого значения. Если же дело было очень затруднительно, то он даже имел обыкновение совсем не оканчивать фразы, так что весьма часто, начавши речь словами: «Это, право, совершенного того…» – а потом уже и ничего не было, и сам он позабывал, думая, что всё уже выговорил».

Максим Казаков

 

 

Читайте наши статьи на Дзен